Производя наем людей и делая закупки в Голландии, послы руководили подобного же рода операциями и в других местах и вели по ним переписку. Так, они переписывались с дворянином Ильей Кобертом, командированным в январе 1698 г. в Любек для заказа там 22 пушек. Коберт с успехом выполнил возложенное на него поручение, и послы 3 мая писали ему, чтобы он изготовленные пушки отправил через Нарву в Новгород, а сам возвращался бы к посольству в Вену или присоединился бы к послам на пути[267].
Заказ 288 пушек в Швеции и наем там же штурманов, боцманов и матросов был поручен послами новгородскому воеводе П. М. Апраксину; об этом заказе послы переписывались также со шведским канцлером Оксенстиерной, известившим послов о содействии шведского правительства. Кроме того, П. М. Апраксину предписывалось принять пушки, которые будут присланы Кобертом из Любека, и отправить их к Москве, а также принять и отпустить в Москву едущих через Нарву иноземцев, нанятых посольством. Заказ был воеводой сделан, но нанять в Швеции штурманов и матросов посланному от него туда дворянину И. Татищеву не удалось, так как ругодивский (нарвский) генерал отказал в разрешении производить такой наем, и Татищев вернулся в Новгород с пустыми руками[268]. К русскому резиденту в Варшаве А. В. Никитину послы писали о найме мастеров железного дела в Саксонской земле по ходатайству Виниуса[269]. В Берлине, как мы уже знаем, несколько русских молодых людей были оставлены для обучения бомбардирскому делу; сведения об их успехах от заведовавшего их обучением офицера были присланы послам и ими переправлены «в Лондон» (Петру)[270].
XIX. Печальные вести в Амстердаме: мятежнический приход стрельцов в Москву. Намерение цесаря заключить мир с турками
Нерадостные вести ожидали Петра в Амстердаме по возвращении его из поездки с Лефортом по голландским городам. Пришли известия о мятежническом поведении стрельцов-дезертиров в Москве. Эпизод вкратце заключался в следующем. Еще осенью 1697 г. был отдан приказ о передвижении четырех стрелецких полков: Чубарова, Колзакова, Черного и Гундертмарка, проживших зиму 1696/97 г. в Азове, на литовскую границу в войска князя М. Г. Ромодановского, причем, как доносил Петру от 17 сентября Т. Н. Стрешнев, полкам этим было предписано идти ускоренным маршем, нигде не мешкая[271]. Приказание было исполнено четырьмя полками с большой неохотой; все же они пришли на литовскую границу и были поставлены в Великих Луках. Едва ли вообще в стрелецких полках чувствовалась какая-нибудь симпатия к Петру и его военным затеям; но на долю этих четырех полков на самом деле выпала особенно тяжелая служба, вызывавшая их недовольство. Ранее они стояли в Москве. В 1696 г. они совершили поход под Азов, участвовали в его покорении и затем больше года стояли гарнизоном на этой отдаленной и глухой окраине. К осени 1697 г. они могли рассчитывать на заслуженный отдых, на возвращение в Москву, на давно покинутые уютные и спокойные квартиры, и вдруг приходит приказ идти не в Москву, а опять на окраину, не на квартиры, а опять в поход. К несчастью, еще войска корпуса князя М. Г. Ромодановского, хотя им и не пришлось вести никаких боевых действий, сильно страдали от недостатка продовольствия, «от хлебной дорогови»[272]. В стрелецких полках, переведенных из Азова в Великие Луки, началось брожение. В марте 1698 г. 175 человек из названных четырех полков: Чубарова, Колзакова, Черного и Гундертмарка, и из пятого, «сборного полка Головнина», назначенного к отправке из Великих Лук в Брянск, бежали в Москву. Здесь «беглецы» говорили, что ушли со службы от бескормицы, волновались слухами, что бояре, и главным образом ненавистный стрельцам Т. Н. Стрешнев, хотят задушить царевича, держали себя неспокойно и вошли, как раскрылось впоследствии, в тайные сношения и с Девичьим монастырем, где томилась царевна Софья, и с «верхом», где жили в заключении царевны. Стрелецким приказом велено было беглецам вернуться в свои полки и дан был срок — 3 апреля. Но в этот день они под руководством игравшего роль главаря стрельца Василия Тумы обступили двор начальника Стрелецкого приказа боярина князя И. Б. Троекурова с криками и с требованием, чтобы князь их выслушал. Троекуров велел им выбрать четырех уполномоченных, которые ему от имени своих товарищей объявили, что на службу по распутице до просухи не пойдут, и стали жаловаться на тягость службы. Князь И. Б. Троекуров прервал их жалобы и вновь строго приказал немедленно же отправиться в полки. Уполномоченные вновь и еще более резко повторили, что не пойдут. Тогда Троекуров велел бывшим при нем стрелецким полковникам Кошелеву и Козину задержать их и отвести в Стрелецкий приказ. Но едва арестованные уполномоченные показались под караулом из ворот троекуровского дома, как толпа стрельцов, стоявшая у ворот, набросилась на полковников, отбила арестованных у караула и отвела их в стрелецкие слободы. Два стрельца из тех же беглецов, Чурин и Наумов, пьяные ворвались в Стрелецкий приказ и, подойдя к судейскому столу, говорили «невежливо», что-де присланы они от своей братьи-стрельцов объявить, что до просухи на службу не пойдут. Их схватили и посадили в железа, но одному из них удалось послать в слободу стрелецкого сына подбивать стрельцов идти сейчас же в Кремль.
267
Пам. дипл. сношений, VIII, 1173, 1177, 1179, 1190–1192, 1200–1201, 1252. Для расплаты за пушки Коберту был выслан из Амстердама вексель, взятый у Эгберта Тессинга на любчанина Гофмана Севирка на 9800 ефимков. Пам. дипл. сношений, IX, 960 — 5 марта.
268
Там же, 1193–1194, 1223–1224, 1227–1229, 1234, 1242–1243; переписка с Оксенстиерной: 1196–1198, 1262–1264.