Маршалок так и не был освобожден. Случай вызвал вмешательство иностранных послов, интересы которых он задевал. С точки зрения иностранных дипломатов, ввиду того что случай произошел в доме шведского резидента и что виновником был швед, а пострадавшим не русский, а бранденбургский подданный, то дело подлежало юрисдикции шведского короля, который мог действовать по сношению с бранденбургским курфюрстом. В этом смысле Карлович и Гейнс сделали Петру словесное представление в одной из бесед с ним. Царь искусно воспользовался этим представлением как одним из ходов в своей дипломатической игре против шведов. Он порекомендовал послам подать по этому делу мемориал в Посольскую канцелярию; таким образом получится видимость действия Дании и Польши в защиту интересов Швеции, и это будет хорошим средством скрыть их враждебные замыслы[254]. Такой мемориал был действительно представлен 30 октября в Посольский приказ Карловичем; в нем он указывал на подсудность дела шведскому королю[255]. О мемориале говорилось в тогдашних европейских газетах. Так, в мюнхенском «Mercurii Relation oder Wochentlichen Reichs-Ordinari Zeitungen» (в № 52 от 26 декабря 1699 г.) сообщалось из Москвы от 24 ноября, что «польский посланник г. фон Карлович написал трогательно и гуманно его царскому величеству по поводу шведского маршалка и в особенности представлял, что с ним не следует поступать так жестоко, что это является нарушением международного права, что послы, при каких бы дворах они ни были, имеют свою собственную юрисдикцию, и это строго соблюдается при всех христианских дворах. Между прочим, он привел недавний случай с португальским посланником в Вене. Думают, что царь убедится этим, и маршалок опять получит свободу»[256]. Однако вопреки этим ожиданиям мемориал никаких реальных последствий не имел. Для московского правительства вопрос о юрисдикции в этом случае не был так ясен, как для иностранных послов и для европейской прессы. Дело осложнялось еще опасением неудовольствия со стороны Бранденбургского курфюрста, дружбу с которым Петр подчеркивал и которого он рассчитывал привлечь к союзу против шведов. Царь выказал знаки особенного внимания к пострадавшему бранденбургскому резиденту; навестил его вскоре же после происшествия — 19 октября, причем обнял его и поцеловал. Задора-Цесельский оправился было, но не надолго. Слабой и дрожащей рукой он написал курфюрсту две реляции, от 22 и от 30 ноября старого стиля, и в последней просил курфюрста, когда дело будет представлено на его решение, позаботиться о взыскании в его пользу достаточной суммы денег на обеспечение, так как ему придется кончать жизнь инвалидом.