Проходит немного времени, и собираются у князя сенаторы. Петр за дверьми слушает, о чем они там говорят. И слышит, кто-то хвастается:
— У нас есть чудесный конь, но никто не в состоянии проехать на нем.
Царь Петр и говорит:
— Дайте, я проеду на нем!
Но на этот раз ему не разрешили.
Снова через некоторое время собираются у князя те же люди. Приходит к князю и Петр, слушает за дверьми. Снова слышит он, как хвастаются тем чудесным конем. Петр и говорит:
— Отдайте мне коня, попробую я проехать на нем.
И тогда разрешили ему прокатиться на коне.
— Попробую-ка я проехать и проверю, что это за конь. Ведь из крепости-то он никуда не уйдет.
Вывели военные люди коня из конюшни, привязали его цепями и канатами, укрепили седло на коне. Ведут его на цепях и канатах внутри финской крепости.
Петр смотрит, где бы можно через стены крепости перескочить. Приходит он к князю и говорит:
— Освободите коня от цепей, ведь он же смирный. Попробую я на нем проехать без цепей и канатов.
И только меднолобого коня освободили от цепей, как Петр вскочил на вороного, через стены крепости перемахнул и в Питер прискакал. Еще и теперь он там верхом на нем сидит около реки. А финский князь упал на колени и сказал:
— Ведь это был царь Петр!
Здесь фамилия — Лайкачев. Был мастер, Лайкач. Приходит к нему Петр I.
— Бог помочь, мастер.
А мастер не отвечает, тешет одним разом, ничего не сказывает. Потом дотесал брус, оправился:
— Просим милости, — говорит, — ваше императорское величество!
— А почему же ты мне сразу не сказал?
— А посему, что я тесал, — говорит. — Если глаз отведу, то не дотесать. Надо окончить дело.
Царь положил персты:
— Можешь ли ты мне меж персты попасть и персты не рассечь?
Ну вот, положил руку, а он топором и шмакнул между перста.
— Ну, — говорит, — молодец, проводником будешь на Повенец.
В бытность монарха в первый раз в чужих краях приехал в Москву один обманщик монах грек и объявил, что он привез с собою неоцененное сокровище, а именно часть срачицы[8] Пресвятой Богородицы. Он представлен был царице Евдокии Федоровне, рассказал ей составленную им повесть, откуда, каким образом и через какие руки дошла до него сия срачица; скольких стоило ему трудов приобретение оной; что он, единым движимый усердием, дабы сия святыня не осталась в областях неверных и не могла бы поругаема и осмеяна быть и совсем погибнуть, привез ею в Россию как в государство, благочестием и верою святою сияющее.
Довольно было и сей басни, с лицемерною святостью произнесенной, для уверения царицы и двора ее. Однако монах, дабы совершеннейшее словам своим доставить доверие, требовал, чтобы принесены были горящие угли, на кои бы мог он возложить сию святую срачицу, веря несомненно, что не коснется ее огонь. Царица пригласила патриарха и нескольких из знатнейших особ духовных; при них положена была срачица на горящие уголья, объята пламенем и раскалилась как железо, но, изъятая и остуженная, явилась невредима и убеленная, как снег. Все ужасом и удивлением объемлются, удостоверяются в словах монаха, лобызают оную с благоговением, как истинную Богородицину срачицу, полагают ее в богатый ковчег и вносят с церемонией и пением в церковь. Обманщик награждается щедро сверх его чаяния и уезжает из государства.
Вскоре после сего приезжает монарх; доносят ему о всем том с подробностью и поздравляют его с сим новым сокровищем духовным. Младой государь, не видав ее еще, предузнает уже обман; приказывает ее принести к себе и доказывает, что все они обмануты мошенником, что лоскут тот не что иное, как из амианта, или несгораемого каменного льна, выткан. Спрашивает: «Где тот монах?» Но он, как сказано, уже убрался с деньгами и подарками за границу.
Покуда Ладожскую канаву копали, пошлин ни с кого не собирали: всякое звание приходи и копай. Многие разжились и разбогатели. Приезжает однажды Петр I на канаву и видит: народ копает в большом уборе, в наряде, в красе-басе.
— Ай да молодцы, знают денежки нажить!
А тут капиталов стало мало хватать на канаву, и взять негде. Тогда Петр I умыслил на каждой версте сделать кабак. Так и сделал.
Через несколько времени видит тех же самых копальников в самых худых одеждах. Другие даже в кульях рогожаных ходят и работают. Рассмеялся Петр, всплеснул руками:
— Ай да молодцы: знают денежки нажить, да умеют и пропить!