Солдат подошел к крыльцу, видит, что царь. Немножечко знает, как честь отдать, — честь отдал. Царь стал его спрашивать:
— Чей ты, откуда?
Солдат думает: «Ах, да вот где попал! Петруша куды меня довел!» Видит, дело плохо: Петр Великий его допрашивает. Солдат сознался (нечего делать-то):
— Бежавший я, — говорит.
Петр Великий со страхом сказал:
— Взять его на три сутки на обвахту, а после трех суток отправить его в Сибирь на поселенье, навечно!
Солдат идет и головой только поматывает. Посадили его; солдат говорит себе: «Ах, да Петруша! Чего теперь делать?» Просидел трое суток на обвахте. Петр Великий надел на себя ту одежду, в которой с ним был, приходит.
— Здравствуй, земляк!
— Здравствуй, брат Петруша! Хорошо ты делаешь? Тебе не быть живому, да и мне тоже. Чай, знаешь, сколько я из-за тебя душ погубил? До чего ты меня довел?
— А что?
— Да вот я на обвахте сижу; только фунт хлеба да фунт воды мне, да еще мало того: навечно в Сибирь, на каторгу.
— Кто это сказал?
— Петр Великий сам сказал мне.
— Погоди, земляк, я схожу к нему и попрошу, не отправить ли тебя в старый полк.
— Эх, да, брат любезный, постарайся и попомни мою добродетель.
Петр Великий тем же часом отправился, куды ему следует, приказал караульным с обвахты его взять и привести опять во дворец. Повели его к царю — и прямо на крыльцо. Петр Великий вышел, взял его за руку и повел в свое зало, посадил в стул, сам в другую перегородочку пошел, царскую одежку скинул, надел охотницку, вышел.
— Здравствуй, земляк! Не робь, земляк. Останешься без последствий. Что тебе царь сказал?
— Ничего не сказал.
— Вот я его переспрошу пойду.
Повернулся в другие двери, надел царскую одежу, подошел к солдату.
— Здравствуй, земляк!
— Здравия желаю!
— Ну, а что, ты Петрушу узнаешь ли?
— Да кабы пришел, когда бы не узнал.
— А что, он на меня не помахивает ли?
— Есть немножко.
Тут Петр Великий по головке его погладил, да и сказал:
— Благодарю тебя, земляк, что ты спас меня!
Написал своеручное ему письмо и отправил его в свой полк, на казенный счет, заступить на то место полковником, а того полковника — на его место рядовым.
Служил солдат на службе 25 лет. Вот тебе, отслужился и пошел домой. Шел-шел и говорит:
— Что ж я двадцать пять лет отслужился и царя не видел. Дай же я вернусь, погляжу царя.
Шел-шел и облудился он дорогою, и зашел в лес. И блудит по лесу. А царь, у какого он служил, был на охоте и облудился. И вот они сошлись вместе с солдатом.
— Ну, ты, парень, где был?
— Да вот я служил, не видел царя, воротился и облудился.
Царь говорит:
— И я тоже.
Солдат спрашивает:
— Как тебя звать?
— Да назови брат Алеша.
— Ну, брат, где будем ночевать?
Ходили-ходили, никакого там селения не нашли. Этот солдат говорит:
— Ну-ка, подсади меня, я на дуб влезу, погляжу, не светится ли где огонек.
Влез он на дуб и глядит — светлеется огонек. Приезжают туда к этому двору — двор весь чугунный, на запоре, собаки лихие. Постучали — собаки заворчали. Выходит старая старушка, отворила.
— Не можно ли у вас переночевать?
— Можно, — отвечает старуха.
Отворила ворота, ввел он своего коня, прибрали коня, приходят они в избу, при ней немая девка одна. Попросили они чего-нибудь поесть. Старуха говорит:
— Нет ничего.
А ведь тогда солдаты были нахальные.
— Как это, печена мать, нет ничего?
Полез в печку, там есть мясо. Он вынимает.
— Брат Алеша, вот нам и кушанье.
Открывает шкап, там водка есть. Он вынул:
— Ну, брат Алеша, пей.
Брат Алеша пить не стал. Солдат выпил, закусил.
— Где ж, — говорит, — нам спать?
Старуха ведет их на чердак. Брат Алеша уснул, а солдату не спится, как на часах.
И вот слышит конный топот, лошадиный грохот — двенадцать человек едут. Это все живорезы тут живут и только занимаются одной охотой — людей режут. Массой привезли кровавых платьев.
Тут приехали, старуха говорит:
— У нас гости есть, вот у меня на чердаке прибраты.
— Ну, на чердаке прибраты, это мы еще справимся с ними. Давай ужинать.
Сели они ужинать, попили-поели, какие дюжа пьяные, какие нет. Вот старый старик и говорит:
— Поди-ка, Ванька, прибери-ка их там.
Вот пошел Ванька-то, а солдат слышит, уж держит саблю наготове. Только он на чердак показался, он ему сейчас голову долой.
— Чтой-то там долго завозился? Поди-к, Сенька, ты!