К прогуливающемуся по аллее вельможе подошел лакей и с поклоном доложил, что его дом посетил камергер Его императорского Величества Семен Маврин.
— Проси. — кивнул граф и направился в одну из гостиных особняка. На лице его заиграла привычная обаятельная улыбка, когда он увидел посетителя.
— Добро пожаловать, Семен Афанасьевич! Присаживайтесь, дорогой друг. Выпьем этого замечательного токайского вина.
— Благодарю, граф, я ненадолго, но от вашего великолепного вина не откажусь. Собеседники присели у столика и не спеша занялись дегустированием напитка. Граф не спешил. Он примерно знал, что хочет сказать ему гость. Так и оказалось. Бывший воспитатель великого князя, а ныне императора сообщил, что уезжает в Тобольск. Это была ссылка, и камергер просил повлиять на императора с целью скорейшего его возвращения ко двору.
— Это все происки Остермана и Левенвольда, Ваше Сиятельство, но император меня любит. Уверен, он будет рад меня снова увидеть.
— Скажите, любезный Семен Афанасьевич, ведь вы много лет были воспитателем Петра Алексеевича. Неужели за прошедший месяц не смогли ни разу поговорить с ним напрямую?
— Увы, граф. Я был дружен с опальным генерал-полицмейстером Петербурга Антоном Девиером. Как только его арестовали — меня отлучили от двора и лишили возможности встретиться и поговорить с императором. Поэтому я и прошу вас напомнить Его Императорскому Величеству ещё раз о моей судьбе.
— Разумеется, дорогой друг, я сделаю это. Но скажите мне, вы знали Великого князя много лет, изучили как никто другой его привычки и характер. Скажите, сильно ли он изменился, став императором? А то ходят странные слухи.
— Да-да, граф. К сожалению, я могу довольствоваться только слухами о его теперешнем характере и поступках и мне сложно что-то утверждать.
— И все же. Вот, например знание английского языка? Откуда оно у Петра Алексеевича?
— Не ведаю о том. При мне никто Петра Алексеевича аглицкому языку не учил и сам он им не пользовался. Более того, говорят, что император и латынь превзошел, а ведь знал то он только буквы латинские да несколько слов. Писал письма русскими словами, но латинскими буквами.
— Любопытно. И как же вы можете объяснить это?
— Только чудом. В народе говорят, что на юного императора снизошла Божья Милость и вложила ему в голову мудрость великую!
— И что же ещё из чудесных изменений вы заметили в юном императоре?
— Говорят, стал песни сочинять, те, что гвардейцы поют. Правда, может, кто другой их придумал, а народ их Петру Алексеевичу приписывает. Гири вот у него появились необычные и занимается атлетикой с железяками, чего раньше не было. Бегает по утрам, а ведь всегда поспать любил подольше! Сейчас же говорят, что и не спит почти, все работает. Это мальчик то!
— Интересно.
— Помнит всех по именам, даже простых солдат или писарей в коллегиях. Петр Алексеевич способный мальчик, но как-то раньше не было у него такой памяти, да и не обращал он особого внимания на слуг и простых солдат вокруг. Молчит много и слушает, а когда говорит, то эдак рассудительно и мудро. Совсем не как мальчик. Говорят, предвиденьем обладает. Бискупа любекского от неизбежной смерти спас.
— Так может, не грозило ничего бискупу то?
— Не знаю. Может просто привиделось мальчику что, теперь и не проверишь, раз сам же своему предсказанию помешал.