Выбрать главу

– А это я сейчас узнаю! – И Долгоруков направился к столу, за которым сидел личный секретарь Меншикова, Зюзин, душой и телом преданный ему, – Послушайте, вы, господин фискал, за благо даю вам совет – пересядьте за другой стол, не то быть тебе битому, – громко и угрожающим тоном промолвил ему молодой князь.

– Кто дал тебе право, господин офицер, наносить мне оскорбление? – тихо спросил Зюзин, меняясь в лице.

– В моих словах оскорбления не видно, а что я назвал тебя фискалом, так эту кличку ты вполне заслужил…

– Ты, ты, князь, ответишь за меня.

– Может быть. А чтобы уж заодно отвечать, я кстати поколочу тебя… Вон, крапивное семя! – грозно крикнул на Зюзина князь Иван, замахиваясь на него.

Личный секретарь Меншикова почёл за благо ретироваться при громком хохоте всех находившихся в таверне.

Это происшествие с Зюзиным не прошло даром ни для князя Ивана Долгорукова, ни для его приятеля Храпунова. Гнев Меншикова обрушился на них обоих, в особенности на бедного Лёвушку. Несмотря на то, что он в оскорблении Зюзина не был виновен, его по приказу фельдмаршала Меншикова посадили под строгий караул при полку. Что касается Долгорукова, то он был любимцем императора, а потому Меншиков волей-неволей принуждён был щадить своего врага. За скандал в таверне Долгоруков поплатился только тремя днями ареста, но за этот арест ещё более возненавидел Меншикова и вместе со своими именитыми родичами стал всеми силами стараться расстроить брак Петра II с дочерью Меншикова.

Император-отрок так привязался к Ивану Долгорукову, что не хотел разлучаться с ним и требовал, чтобы тот всегда находился при нём. Это исполнялось, князь Иван приобрёл огромное влияние на государя, и могущественный Меншиков был ему теперь нисколько не страшен.

Пётр всё более и более стал охладевать к своему первейшему министру и регенту, вследствие чего могущество Меншикова пошатнулось. В державном отроке Петре II стал просвечивать нрав его великого деда: он требовал беспрекословного исполнения своих приказаний, не любил никаких возражений.

Петру не нравилось пребывание в доме Меншикова, и он с нетерпением ждал того дня, когда ему можно будет выехать в летнюю резиденцию, то есть в Петергоф, где для него отделывали дворец.

К своей невесте Пётр тоже не благоволил и не старался скрывать это. Он по целым неделям не видался со своей невестой и всячески избегал встреч с нею.

Княжна Мария и прежде мало верила, что государь женится на ней, а теперь ещё более сомневалась в этом, видя, что отношения между её честолюбивым отцом и державным женихом обострились.

– Матушка, никогда, никогда мне не быть женою государя! – сказала она однажды матери. – Он смотреть на меня не хочет, избегает даже встречаться со мною.

– Вижу, милая, сама сознаю, – с глубоким вздохом ответила Дарья Михайловна. – Знать, все затеи нашего Данилыча окончатся ничем!

– А я нисколько не сожалею об этом. Ну какая я царица?.. Ведь во мне царственного ничего нет. Я плачусь только на свою судьбу злосчастную, которая разлучила меня с милым сердцу… Был у меня жених, граф Сапега – его отняли у меня. Полюбила я князя Фёдора Долгорукова, думала найти с ним счастье в супружестве – и с ним меня разлучили. И всё отец… все мои несчастья через него! – со слезами проговорила княжна Мария. – И зачем он счастье моё разбивает, зачем? Пойми, матушка, ведь моё положение ужасно! Меня отец навязывает государю, который не только меня не любит, но даже смотреть не хочет. И делает это отец не из-за любви ко мне, нет, а лишь для своего тщеславия, для своего большего могущества. Император – зять… есть чем похвалиться!

– Ох, Машенька, милая! И сама я знаю, сама всё вижу, но что же я поделаю с Данилычем? Моих слов он и слушать не хочет. Ослеп он, не видит, что около него грозная туча собирается… Врагами он окружён со всех сторон, сам гибнет и других в погибель тянет. Вас, деток сердечных, мне жалко. За что вы, неповинные, терпеть будете? – утирая слёзы, промолвила княгиня Дарья Михайловна.

– Матушка, я хочу повидаться с государем, хочу выяснить своё положение.

– Это хорошо. Тебе даже необходимо откровенно переговорить с ним. Теперь государь дома; вот бы тебе, Машенька, сейчас к нему пойти?

– Боязно как-то.

– Чего же тебе бояться? Войди к государю «прямым лицом» и всё ему скажи, что есть у тебя на сердце. На правду государь ответит тебе правдой.

– Я… я пойду.

– Иди, иди, дитятко моё… Господь с тобой!

Княжна Мария обняла мать и отправилась на половину императора Петра, своего обручённого жениха.

Императрица Екатерина Алексеевна скончалась 6 мая 1727 года, а 27 мая того же года происходило обручение двенадцатилетнего императора Петра с семнадцатилетней дочерью князя Меншикова, Марией.

Царское обручение происходило с особой торжественностью и пышностью. В доме-дворце Меншикова в тот день перебывал весь генералитет и все вельможи государства. Поздравляли императора, его наречённую невесту, а также сияющего и торжествующего Меншикова.

Кажется, в тот день были все счастливы, кроме одной царской невесты. Бледная, печальная, с заплаканными глазами, холодно принимала она приветствия и поздравления. Как до обручения, так и после него император Пётр был по-прежнему холоден к своей невесте и даже избегал говорить с ней.

Княжна Мария видела это и решила в личной беседе выяснить своё положение. Идя на половину жениха, она составила такое обращение к нему:

«Государь, если я не нравлюсь вам, то откажитесь; ещё есть время. Не любя не женитесь; себе, государь, не отравляйте жизни и меня не губите».

Мария подошла к двери и слегка приотворила её; она была бледна как смерть и сильно взволнована.

Государь был не один: с ним находились его сестра, великая княжна Наталья Алексеевна, и Андрей Иванович Остерман. На плечах у государя был накинут плащ.

– Что с вами? Вы так бледны, – спросил у вошедшей невесты Пётр.

– Это пройдёт, государь!.. Но мне… мне надо поговорить с вами, – робко сказала княжна Мария.

– Только не теперь, пожалуйста, не теперь! Я еду с сестрой кататься. Сегодня я приготовил все уроки Андрею Ивановичу, и он отпускает меня на прогулку. Не так ли, Андрей Иванович? – обратился он к своему воспитателю.