Петербургские каменщики, нажившие хорошие деньги благодаря большим постройкам в Петербурге и движимые благодарностью, поднесли отроку-императору на роскошном блюде девять тысяч червонцев. Государь послал эти деньги с обер-камердинером Кайсаровым к своей сестре, великой княжне Наталье Алексеевне. Кайсаров направился во дворец, но повстречался с князем Меншиковым.
– Ты куда несёшь червонцы? – спросил последний у обер-камердинера.
– К её высочеству Наталье Алексеевне.
– Кто послал?
– Император.
– Император ещё очень молод и не знает, на что следует употреблять деньги; отнеси их ко мне, а я увижу государя и поговорю с ним.
Кайсаров стоял в нерешительности и не знал, что делать; он боялся нарушить приказание императора, а также опасался своим непослушанием прогневить всесильного вельможу.
– Что же ты стоишь? Неси червонцы ко мне! – крикнул последний. – Я приказываю.
– Слушаюсь, ваша светлость! – покорно произнёс Кайсаров, и новенькие червонцы очутились не у сестры государя, а у Меншикова.
Император-отрок в тот же день поехал во дворец навестить свою сестру Наталью Алексеевну, а также свою красавицу тётку, царевну Елизавету Петровну.
– Ну что, Наташа, довольна ли ты моим подарком? – самодовольно улыбаясь, спросил он у сестры.
– Каким подарком? – удивилась великая княжна.
– Ведь я прислал тебе с Кайсаровым девять тысяч новеньких червонцев.
– Ни червонцев, ни Кайсарова я и в глаза не видала.
– Как не видала? Не может быть! Я сейчас это узнаю… узнаю, – с волнением проговорил Пётр и приказал позвать Кайсарова.
Тот без боязни рассказал разгневанному государю о происшествии с червонцами.
Император-отрок разразился угрозами против Меншикова.
– Ах, бедный мой Петя! Меншиков слишком много забрал власти и смотрит на тебя как на мальчика, – с улыбкой проговорила Наталья Алексеевна.
– Ну, я научу его смотреть на меня как на императора. Я сейчас же прикажу ему возвратить червонцы. Я сейчас поеду и потребую у Меншикова отчёта.
Вернувшись к себе, император-отрок сейчас же потребовал к себе Меншикова. Александр Данилович не заставил себя дожидаться и своей величавой походкой вошёл в кабинет государя. Пётр своим отроческим грозным взглядом встретил временщика. Однако Меншиков нисколько не смутился и твёрдо выдержал этот взгляд.
– Как ты смел, князь, помешать исполнению моего приказа? – гневно проговорил император, возвышая свой голос.
– Я никогда, государь, не мешаю исполнять твои приказы, если они служат к твоему величию и к величию нашей земли, – спокойно промолвил Меншиков.
– Где червонцы, которые я отправил сегодня в подарок к сестре? Где они? Как смел ты не послать их по назначению? – всё более и более сердясь, воскликнул государь.
– Ведомо тебе, государь, что наша казна истощена; вот я и задумал было употребить эти девять тысяч червонцев на более полезное дело и об этом хотел сегодня же представить вашему величеству проект.
– Всё это так, но не забывай, князь, что я – твой император, а ты – мой подданный… ты не смеешь нарушать мои приказания!.. Не смеешь!.. – Император-отрок со злобой смотрел на Меншикова. – Я заставлю, я научу тебя мне повиноваться, – добавил Пётр и сердито отвернулся от своего первого министра.
Меншиков был поражён и удивлён: таким грозным он никогда не видал Петра; в словах и в глазах царственного отрока был виден теперь его великий дед. Император-отрок, дотоле боязливый и покорный, вдруг переменился и заговорил голосом имеющего верховную власть. Меншиков смотрел на Петра как на мальчика, и этот мальчик теперь стал приказывать, повелевать ему!..
«Что это значит?.. Я не узнаю государя, он кричит на меня, приказывает… Видно, Долгоруковы вооружили против меня Петра… это – их работа… их», – думал Александр Данилович, понуря свою голову, и тихо, покорно произнёс:
– Государь, ваше величество… смени гнев на милость!.. Червонцы я сейчас же пошлю великой княжне, сейчас пошлю… Прикажешь, ещё своих добавлю!
– Твоих, князь, ни мне, ни моей сестре не надо; береги их для себя и предлагать мне не смей. Но повторяю, меня волнует, что ты, кажется, забыл, что я – император, – гневно и с достоинством проговорил Пётр.
Меншиков испуганно притих.
– Прости, государь, – чуть слышно проговорил он.
Император-отрок имел доброе, податливое сердце; ему стало жаль Меншикова, и он, протягивая ему руку, совершенно спокойно произнёс:
– Князь, на этот раз я тебя прощаю и не гневаюсь на тебя.
Меншиков подобострастно раскланялся.
Эта приниженность окрылила Петра II; он стал ещё более отдаляться от своего первого министра. Как ни хитёр был Меншиков, но, сделав большой промах историей с червонцами, он окончательно восстановил против себя юного государя и его сестру, царевну Наталью.