Опубликование кровавой драмы в Ропшенском дворце совершилось по следующей случайности: некто Рулье, служивший секретарем при французском посольстве, написал, как очевидец, довольно обширное сочинение об Екатерине и ее пособниках в достижении трона. Рулье сдал свой манускрипт либеральному энциклопедисту Дидро для издания, но Дидро, подкупленный Екатериной, не только что отказался сам от издания, но даже оказал препятствие к печатанию сочинения Рулье и, благодаря тому же либералу, русскому посольству в Париже удалось купить манускрипт Рулье вместе со всеми правами на оный. И таким образом опубликование такого важного исторического манускрипта было задержано до смерти его автора и лишь благодаря А. И. Герцену, издавшему в шестидесятых годах мемуары Екатерины II, узнали мы суть этой ужасной истории, в правдивость коей в силу ее зверского характера и по сию пору решительно с трудом верится. Да, но это было так, и остается только пожелать одного, чтобы эта хотя и горькая истина нашла бы надлежащее распространение в России и чтобы таким образом раз навсегда замолкли хвалебные гимны и дифирамбы, воспеваемые и по сегодня ордой сикофантов или лакеев-лизоблюдов, имена коих нередко украшает профессорский титул.
Вот что говорит наш незабвенный автор «С того берега» об этом факте.
Дашкова играла в нём очень важную роль и об участии её говорила сама императрица Бестужеву: «Кто бы мог подумать, что дочь Романа Воронцова поможет мне сесть на престол».
Но весть об убийстве Петра исполнила Дашкову ужасом и отвращением: она до такой степени была взволнована и возмущена этим пятном «на перевороте, который не стоил ни капли крови», что не могла настолько переломить себя, чтоб ехать на другой день во дворец. Она минует в своих записках все подробности этого гадкого происшествия, где три офицера, из которых один был гигант, полчаса работали, чтоб удушить салфеткой отравленного арестанта, — как-будто нельзя было подождать четверти часа. Она полагает, что Екатерина не знала вперед о намерении А. Орлова: вернее однако то, что Дашкова не имела понятия о участии Екатерины, которая тщательно умела скрывать что хотела: о её интриге с Григорием Орловым, например, тоже не только не знали ни Панин, ни другие заговорщики, но ни сама даже Дашкова.
Екатерина поняла, что было на душе у Дашковой, и увидевши ее, стала с ужасом говорить о том, что случилось.
— Да, ваше величество, — отвечала Дашкова, — смерть эта слишком скоро и рано пришла для вашей и для моей славы.
Об А. Орлове Дашкова ничего знать не хотела и, проходя однажды приемной залой, она громко при всех сказала, что конечно Алексей Орлов пощадит ее своим знакомством, и действительно, с лишком 25 лет они не кланялись и не говорили друг с другом.
Весьма вероятно, говорит тот же Герцен, что Екатерина не давала приказания убить Петра III: Александр сделал больше: он решительно требовал, чтоб не убивать Павла до смерти, отправляя к нему ватагу крамольных олигархов. Мы знаем из Шекспира, как даются эти приказания: взглядом, намеком, молчанием. Зачем Екатерина поручила надзор за слабодушным Петром III злейшим врагам его? Пассек и Баскаков хотели его убить за несколько дней до 27-го июня, — будто она не знала этого? И зачем же убийцы были так нагло награждены?
Дашкова приводит в оправдание Екатерины письмо от Орлова к ней, писанное тотчас после убийства, которое она ей показывала. Письмо это, говорит она, носило явные следы внутреннего беспокойства, душевной тревоги, страха и нетрезвого состояния. Письмо это береглось у императрицы в особой шкатулке с другими важными документами.
Павел после смерти матери велел при себе разобрать эти бумаги князю Безбородко. Дойдя до этого письма, Павел прочел его императрице в присутствии придворной дамы. Потом он велел Ростопчину прочесть его великим князьям.
Герцен говорит: а слыхал о содержании этого письма от достоверного человека, который сам его читал. Оно в этом роде:
«Матушка императрица, как тебе указать, что мы наделали, такая случилась беда, заехали мы к твоему супругу и выпили с ним вина; ты знаешь, каков он бывает хмельной: слово за слово, он нас так разобидел, что дело дошло да драки. Глядим, — а он упал мертвый. Что делать, возьми наши головы, если хочешь, или милосердая матушка, подумай, что дела не воротишь, и отпусти нашу вину».
Кто виноват? невольно спрашиваешь себя, и хотя Дашкова, Павел и др. и стараются сбросить с плеч Екатерины камень виновности в гнуснейшим преступлении, им никогда не удается «выгородить» эту пошлую женщину, так как одного веского факта достаточно, подтверждающего безусловную её виновность: зачем убийцы были ею так щедро награждены?