До высылки Шетарди Брюмер действовал заодно с французским послом. Он поддерживал оживлённую, в том числе и шифрованную переписку со Стокгольмом и активно интриговал в пользу своего патрона. Профессор Штелин вспоминал, что в те дни, когда к обер-гофмаршалу приходили письма из Швеции, тот запирался у себя, забывая даже вывезти великого князя на прогулку. Дело о штатгальтере казалось Адольфу Фридриху решённым — кого порекомендует он, регент, тот и займёт пост. И тут Бестужев подготовил своим противникам каскад неприятных сюрпризов.
Сначала, ещё до свадьбы великого князя, в столицу России прибыл другой дядя царевича — Фридрих Август, младший брат регента. Именно ему по завещанию герцога Карла Фридриха, отца Петра, должна была достаться опека над мальчиком. Но в многочисленной семье решили, что правильнее будет передать бразды правления старшему, более опытному и надёжному из дядьёв1. Не важно, что Август и Карл дружили. Главное, младший брат — гуляка и выпивоха — какой из него регент?
Поскольку оба — и Адольф Фридрих, и Фридрих Август — приходились не только дядями Петру, но и родными братьями Иоганне Елизавете, то в Петербурге продолжился тот же фамильный скандал, который начался ещё дома, на благословенных немецких землях. Принцесса Цербстская сразу почувствовала угрозу. Она была частью голштинской партии, блокировалась с Брюмером и отстаивала интересы уехавшего в Швецию родственника — их связывала общая политическая игра, нити которой тянулись из Парижа и Берлина.
Бестужев попытался прервать эти контакты. Он пригласил служившего в голландской армии полковником принца Августа в Россию. Предварительно тот написал сестре, предупреждая её о приезде и вовсе не ожидая получить резкую отповедь. Но Иоганна Елизавета всегда рубила сплеча. «Мать знала, что эта поездка имела единственную для него цель получить при совершеннолетии великого князя управление Голштинией, иначе говоря, желание отнять опеку у старшего брата», — писала Екатерина. Принцесса ответила, что самое лучшее для Августа — «не поддаваться интригам», а «возвращаться служить в Голландию» и «дать себя убить с честью в бою». Канцлер, как водится, перехватил письмо и вручил его императрице. Та уже и так негодовала на шведского кронпринца. Иоганну Елизавету обвинили «в недостатке нежности к младшему брату» за то, что она употребила столь жестокое выражение. Между тем сама принцесса считала его «твёрдым и звонким» и хвасталась им в кругу друзей.
Когда Август всё-таки прибыл в Петербург 5 февраля 1745 года, сестра встретила его дурно. Но это уже не имело значения, ибо ласковый приём возможному штатгальтеру был оказан Елизаветой. А Пётр Фёдорович, чтобы насолить будущей тёще и Брюмеру, тут же подружился с дядей Августом. Мальчика не смущало, что принц мал ростом, крайне нескладен, вспыльчив и даже глуп. Зато Август — настоящий полковник — мог как очевидец многое порассказать юному герцогу о шедшей тогда войне за Австрийское наследство (1740—1748), в которой участвовала и Голландия.
Екатерина характеризовала дядю как человека непорядочного, считала, что он вкрался в доверие к её жениху и «тот стал сам просить тётку и графа Бестужева, чтобы постарались ускорить его совершеннолетие»2.
Казалось, великая княгиня должна была остаться в стороне от развивающейся интриги. Но на неё давила мать, которой, в свою очередь, посылал из Стокгольма инструкции старший брат. 20 августа он писал: «Признавая охлаждение между мною и великим князем чрезвычайно опасным для нашего дома, считаю необходимым предупреждать все внушения, которые сделаны... ему против меня. Я уверен... что вы приложите к тому все свои старания. Я требовал того же и у великой княгини по вашему совету»3.
Ключевое слово: «требовал». Так, во многом помимо воли, просто из повиновения матери и дяде, великая княгиня вовлеклась в чужую и ей лично невыгодную игру. Никакой пользы от того, что штатгальтером станет Брюмер, она не получила бы. Напротив, только лишний раз разозлила бы жениха. И Екатерина очень скоро это поняла.
Однако принц Август уже восстановил её против себя. Он понимал, что на девушку давит мать, и попытался внушить племяннику, что мужчина должен уметь поставить женщину на место. Мемуары Екатерины так и дышат раздражением: «Принц Август и старые камердинеры, любимцы великого князя, боясь, вероятно, моего будущего влияния, часто говорили ему о том, как надо обходиться со своею женою»4. Под руководством родственника жених стал вести себя «как грубый мужлан».