Для воздействия на Екатерину Павловну Ростопчин воспользовался и тем, что он давно и хорошо умел делать, – «ремеслом комедианта» (его собственные слова из письма к С.Р. Воронцову от 27 июля 1793 года), которым так печально прославился в царствование бабки великой княгини. Ф.П. Лубяновский, секретарь принца Ольденбургского, вспоминал: «Граф Ростопчин отменно искусно представлял в лицах разные случаи из царствования императора Павла… Все рассказы графа Федора Васильевича имели полный успех, – со смеху от них помирали, несмотря на то, что были – и перед кем же (автор имеет в виду Екатерину Павловну. – О. И.)? – о царе благодетеле, который вывел рассказчика в люди, осыпав его милостями и почестями»120.
На вечерах у Екатерины Павловны бывали Н.М. Карамзин, И.И. Дмитриев, А.И. Мусин-Пушкин, Ю.А. Нелединский-Мелецкий, А.Л. Нарышкин, И.А. Безбородко и др. Иногда ее посещали императрица Мария Федоровна и ее дети: Константин Павлович и сам Александр I. Тут, естественно, возникает вопрос: узнали ли все перечисленные лица о сообщенном великой княгине ОР3? Напомним, что Ростопчин просил Екатерину Павловну «удержать» у себя, то есть никому не показывать посылаемых им документов (хотя и это, вероятно, была уловка, чтобы повысить ценность сообщаемого). Трудно поверить в то, что великая княгиня не показала это письмо императору[23]. Как писал великий князь Николай Михайлович, «пользуясь неограниченным доверием брата, Екатерина вела с ним аккуратную переписку, где касалась всех интересующих ее вопросов. Как мы видим, Александр отвечал, по мере возможности, на все заданные вопросы, удовлетворяя любопытство великой княгини; он даже любил вести с ней письменную беседу непринужденную и вполне откровенную». К сожалению, большинство писем Екатерины Павловны к брату за период с 1809 по 1811 год не сохранилось. В уцелевших же письмах Александра I к сестре нет ни слова о переданных ей Ростопчиным ОР3 и КР. Правда, Николай Михайлович замечает, что Александр I «доводил осторожность в переписке до крайних пределов», не доверяя деликатных тем российской почте. Так, например, он предупреждал Екатерину Павловну, чтобы она не распространялась о мартинистах. Может быть, и ОР3 казалось ему столь же деликатной темой?121
Вполне возможно, что Ф.В. Ростопчин столкнулся с проблемой – объяснить различие сообщенного в КР и в «Записках» Дашковой. Дело в том, что Ю.А. Нелединский-Мелецкий (его дочь была замужем за А.П. Оболенским – адъютантом у принца Ольденбургского) был душеприказчиком Е.Р. Дашковой. После ее смерти 4 января 1810 года, пользуясь своим положением, Нелединский забрал к себе рукопись «Записок» Дашковой и удерживал ее у себя до февраля 1812 года, после чего «Записки» перешли к законному наследнику – М.С. Воронцову. За это время, несомненно, были сделаны копии. В.А. Мусин-Пушкин (1798–1854) читал «Записки» в марте 1812 года[24]. Вообще же об их существовании знали многие родственники Дашковой. Трудно поверить, что о них не знала Екатерина Павловна. Правда, Н.М. Карамзин, которого великая княгиня очень ценила, ознакомился с воспоминаниями Дашковой лишь в 1819 году.
Заметим, в 1812 году Ю.А. Нелединский-Мелецкий посещал Ф.В. Ростопчина. Не просто, по-видимому, складывались отношения между этими людьми, разведенными в павловское царствование в разные партии. Нелединский-Мелецкий входил в интимный круг императрицы Марии Федоровны; из писем Ростопчина известно, как резко отрицательно он относился к этой партии. Возможно, что на их встречах вспоминались какие-то любопытные подробности прошлого. Однако спорить и «выяснять отношения» в высшем обществе было не принято. П.А. Вяземский, характеризуя это обстоятельство, писал: «В том же обществе, в том же доме, за обедом или на вечере, могли встретиться и князь Платон Александрович Зубов, и княгиня Екатерина Романовна Дашкова: первая страница и последняя страница истории царствования императрицы Екатерины, граф Ростопчин и граф Никита Петрович Панин – два почти политические противника. Граф Аркадий Иванович Морков и Обольянинов – две исторические и характеристические противоположности. Мистик и мартинист Иван Владимирович Лопухин и Нелединский – также далеко не близнецы и однородны»122. В таких условиях споры об истинности ОР3 вряд ли были возможны.
23
Так же она поступила, по воспоминаниям М.А. Дмитриева, и с «Запиской о древней и новой России» Н.М. Карамзина, которую просила у историка написать для «своего собственного прочтения и хранить в тайне», а потом все-таки показала брату
24
Не исключено, что в этом воспоминании перепутаны сын и отец – Алексей Иванович Мусин-Пушкин (1744–1817).