— Но меня же с ней через русскую границу не пустят, — пытался отшутиться усталый Петр Ильич.
Еще одна поклонница изо всех сил запустила в него букетом роз, попала ему прямо в лицо и поранила глаз. Эта агрессивная дама дурным голосом вопила: «Да здравствует маэстро!», но при этом прилагала максимум усилий к его уничтожению. Петр Ильич стоял посреди холла с оплывшим и слезящимся глазом, окруженный газетчиками, посторонними дамами и фотографами. Неожиданно ему вспомнился Иоганнес Брамс со своей поклонницей-амазонкой мисс Смит. «Какими пародийными фигурами стали в наше время „маэстро“! — думал он, вытирая слезящийся глаз носовым платком. — Слава — это издевательство над всем тем, чем она заработана и выстрадана».
В обратный путь Чайковский отправился на немецком пароходе «Фюрст Бисмарк», который впервые выполнял рейс Нью-Йорк — Гамбург. В дороге Петр Ильич пытался работать, он делал наброски к новой Шестой симфонии. Но он чувствовал себя опустошенным, и складывающиеся в его переутомленной голове ритмы и мелодии совсем не соответствовали его ощущениям. Нет, этим он не мог удовлетвориться, у него была совсем другая цель и миссия: предстояла искренняя исповедь, песнь безграничной скорби, разоблачение самого сокровенного. Нужно было дойти до этой крайней черты, но она все еще не была достигнута, все еще находилась вне пределов досягаемости…
Места и лица сменяют друг друга, они проплывают мимо и ускользают. Петр Ильич смотрит им вслед, провожает их задумчивым взглядом. Он оставляет позади один рубеж за другим. В жизни его не будет покоя, таков безжалостный закон. Его беспокойная жизнь стремительно приближается к туманной цели, к загадочной развязке. Туманная цель уже манит его своим блеском, отбрасывает на него свою тень.
Единственная отдушина в монотонной спешке и меланхоличном беспокойстве — это Владимир. Независимо от того, удается ли ему днем увидеться со своим любимцем, умницей и самым дорогим юным родственником, вечером, перед сном, Петр Ильич непременно должен увидеть его любимое лицо, его тонкий силуэт. Звук нежного и родного голоса убаюкивает Петра Ильича, дарит ему долгожданный сон. Сон для него не просто ночной отдых: это желанное состояние забвения и полного покоя, символ смерти. Ежедневная обязанность юного пажа, высокорослого, нескладно-грациозного племянника — убаюкивать стареющего дядюшку, провожать его в мир теней. Иногда случается, что чужое и в то же время такое знакомое лицо юноши постепенно преображается, принимает очертания другого лица, самого родного и любимого. Образ сидящего у постели обладателя усыпляющего голоса сливается с другим, женским образом, с образом матери. Этому образу свойственна грация пажа и нежная строгость матушки. Владимир и мать сливаются воедино. Красота матери и обаяние племянника сплетаются в некоем эфемерном, не женском и не мужском образе. Вот он призывно машет рукой, зовет, манит за собой. Нужно всегда следовать за матушкой, это знают все послушные дети. Противиться ее зову было бы большим грехом. День без тебя — это грех. Любовь к Владимиру и к матери таинственным образом объединяется в нежном и строгом призыве.
Любезный племянник, разумеется, даже не подозревает о чрезвычайно странных играх воображения своего покровителя, любимого дядюшки и лучшего друга. Откуда же ему знать, что по ночам он в образе ангела смерти посещает покои стареющего родственника? Скорее всего, он сильно испугался бы, даже ужаснулся, если бы узнал об этом. Но мудрый Петр Ильич хранит свою тайну. Он самым тщательным образом различает реального Боба, общение с которым оказывает на него живительное действие, от таинственного двуликого эфемерного образа, являющегося ему перед сном. По отношению к «ночному» Владимиру, пажу смерти, он испытывает благоговение и чрезмерную, восторженную любовь, смешанную со страхом, а к живому Владимиру из плоти и крови — самую естественную и нежную благодарность.
Благодарность его бесконечна, ведь Боб обогащает унылое существование стареющего композитора вдохновением и жизнерадостностью молодости, своими страстными увлечениями, любовью к увеселениям, любознательностью, пылким неприятием несправедливости, юмором, прекрасным и юным мироощущением. Он появляется в Майданово в сопровождении кого-нибудь из друзей: графа Лютке или молодого Направника. Голова его битком набита пылкими идеями, а чемодан — новыми книгами. И снова будут игры и долгие прогулки. Алексею снова придется подавать любимые блюда молодого хозяина. Владимиру в Майданове нравится даже больше, чем во Фроловском. Чайковский, не способный нигде подолгу находиться, продал имение во Фроловском, где его расстраивала жестокая вырубка леса, и временно поселился в своем доме в Майданове, где от леса давно осталось одно название.