— Вы должны мне рассказать все о своей жизни! — сказала мадам Арто. — Вы же стали всемирной известностью: тогдашний маленький Пьер стал теперь большим человеком. Вы обязательно должны приехать ко мне в гости! Вместе с госпожой Чайковской! Вы же еще женаты, дорогой Пьер? — Она задала этот вопрос с мягким, почти нежным ехидством.
— Я никогда не был женат, — ответил Чайковский.
— Ах, — произнесла мадам Арто удивленно. — Но мне же рассказывали…
— Не стоит об этом, — прервал ее Петр Ильич хриплым голосом. — А вы, Дезире? — спросил он. — О вас много говорят. Похоже, вы здесь, в Берлине, пользуетесь таким же успехом, как тогда в Варшаве, Москве и Петербурге.
— Меня здесь очень тепло принимают, — широкое плоское лицо певицы вдруг стало печальным, двойной подбородок и покрытые пушком напудренные щеки жалобно обвисли, — но я уже не молода, — тихо добавила она, слегка склонив голову в пышном убранстве.
— Вы желанная гостья при дворе, — сказал Петр Ильич. — Вы исполняете для их германских величеств ваши неповторимые трели и пассажи. Я завидую немецкому кайзеру. О Дезире, вы неуязвимы для времени! Я очень хорошо могу себе представить вас в глубоком дворцовом реверансе — он наверняка получается у вас с изысканным величием!
Они оба рассмеялись. Вдруг раздался оглушительный голос:
— Ты, похоже, отменно развлекаешься, моя дорогая!
За спиной Дезире стоял богатырь во фраке. Лоснящаяся черная шевелюра обрамляла оплывшее, но в общем добродушное лицо с влажными губами и маленькими, горящими и очень черными глазками, выглядывающими между жировых складок. Это был Падилла.
Она, улыбаясь, обернулась к нему.
— Chéri[4], — сказала она, — позволь представить тебе моего старого друга Пьера Чайковского.
— Хо-хо, — воскликнул в ответ господин Падилла, с такой силой хлопнув Петра Ильича по плечу, что тот вздрогнул от боли. — Хо-хо! Вот это величайшая радость!
— Это я со своей стороны чрезвычайно рад, мсье Падилла! — ответил Петр Ильич, подавленный мощью голоса и телесной массой богатыря.
— В конце концов, должен же я знать, как выглядит бывший жених моей жены! — И господин Падилла преувеличенно громко расхохотался над этой бестактностью.
— Падилла! Ну что ты болтаешь? — воскликнула мадам Арто, замахиваясь на него платочком.
А Петр Ильич подумал: «Жених! А я был ее женихом? Ну да, вся Москва об этом говорила, а мой старик отец написал благословительное письмо: „Если вы любите друг друга, дети мои…“ — и его не смутило, что она на пять лет меня старше, а то, что она тогда намного больше меня зарабатывала, ему, наверное, даже нравилось. Мои друзья тогда переживали, чем все это кончится, особенно Николай переживал и даже злился. И чем все кончилось? Она уехала, в один прекрасный день она уехала в Варшаву в сопровождении своей властолюбивой мамаши, которая всегда плела интриги против этого брака (властолюбивая мамаша, надеюсь, за это время успела скончаться!). А пару недель спустя она уже была замужем за этим быкообразным баритоном, ни словом меня не известив. Был ли я твоим женихом, Дезире?»
— Вы обязательно должны прийти к нам на ужин, дорогой Чайковский! — сказал Падилла.
А госпожа Арто игриво заметила:
— Я уже давно его пригласила, дорогой мой!
Нина и Эдвард Григ специально приехали из Лейпцига на берлинский концерт Чайковского. Интимный ужин в доме Падиллы был назначен на вечер накануне концерта. «Небольшой праздник в предвкушении большого успеха, который вам предстоит, дорогой Пьер!» — сказала Дезире. Петр Ильич попросил ее пригласить Григов. Таким образом, собравшееся общество состояло из пяти человек: супруги Падилла, супруги Григ и Чайковский.
Петр Ильич пришел к выводу, что Падилла, в сущности, человек приятный, если смириться с его шумными манерами и наивной бестактностью. Сначала нужно было выдержать сокрушающий удар по плечу, которым он каждого приветствовал, потом пережить оглушающий взрыв хохота и неуместную шутку, но в итоге гость чувствовал себя в его обществе вполне комфортно. Он был задушевным человеком.