Выбрать главу
* * *

Что же так влекло Петра Кропоткина в незнакомые и почти неизведанные дальние края? Прежде всего, конечно же, то, что он не видел для себя никаких реальных возможностей осуществить свои планы и желания в столице империи. Университет оставался несбыточной мечтой, хотя профессор Классовский убеждал его поступать туда. «Поверьте мне, вы будете гордостью России», – уверял старик. Но Петр понимал, что отец не даст согласия на его поступление и денег на учебу, а принимать стипендию от главного начальника военно-учебных заведений великого князя Михаила Николаевича или кого-либо иного из членов царской семьи он не желал. В Артиллерийскую академию ему уже тоже окончательно расхотелось: там происходило ужесточение внутреннего режима.

А Сибирь… Там, как представлялось Кропоткину, могут открыться новые, совершенно неожиданные возможности. Описания красот Амурского края наполняли его душу романтическими ожиданиями. В нем просыпался будущий выдающийся географ. «Я читал об этом Миссисипи Дальнего Востока, о горах, прерываемых рекой, о субтропической растительности по Уссури; я восхищался рисунками, приложенными к уссурийскому путешествию Маака[134], и мысленно переносился дальше, к тропическому поясу, так чудно описанному Гумбольдтом[135], и к великим обобщениям Риттера[136], которым я так увлекался», – вспоминал Кропоткин позднее[137]. Ему хотелось «увидать новую природу, новые племена людей, пожить жизнью, близкой к природе, увидеть горные страны и такие великие реки, как Амур и Уссури, в области которых тропическая природа странным образом смешивается с полярной, – где лианы и дикий виноград вьются вокруг северной ели и где тибетский тигр встречается с якутским медведем»[138]. А там – быть может, и возможность отправиться через океан, в Америку…

Тяга к науке отличала его всю жизнь. Она сыграла свою роль в выборе, который предстояло сделать Петру Алексеевичу. Не меньшее место в его планах занимали и практические соображения. Наука, как и всегда, занимала его не сама по себе, а как средство для улучшения жизни людей. Ему казалось, что на новом, свежем месте, вдалеке от петербургской бюрократии и столичных интриг, можно будет осуществить и опробовать меры, способные в будущем изменить страну к лучшему. Иными словами, что «Сибирь – бесконечное поле для применения тех реформ, которые выработаны или задуманы. Там, вероятно, работников мало, и я легко найду широкое поприще для настоящей деятельности»[139], – мечталось Петру.

* * *

Дальний Восток и Сибирь рубежа 1850–1860-х годов действительно были не совсем обычной частью Российской империи. Вплоть до 1858–1860 годов на Амурский, Уссурийский и Приморский края претендовала правившая Китаем маньчжурская империя Да Цин. В зените своего могущества, в конце XVII века, она смогла успешно остановить дальнейшее проникновение Российского государства на юг и восток. В те времена российские цари безмерно рисковали, ввязываясь в борьбу с этим государством за берега Амура. Так, Ерофей Хабаров, получивший приказ ни много ни мало заставить маньчжурского императора-«богдоя» (богдыхана) «со всем своим родом и улусными людьми» оказаться «под Государевою Царевою и Великого Князя Алексея Михайловича всея Русии высокою рукою на веки неотступные в прямом холопстве», а в случае неповиновения – «смирять их ратным боем»[140], запросто мог со всем своим немногочисленным воинством да и со всем русским населением Сибири разделить судьбу героев романа Санчеса Пиньоля «Пандора в Конго». Те разбудили своей алчной охотой за бриллиантами неведомую подземную цивилизацию, воины которой их перебили, а затем уцелевшим пришлось спешно взрывать подземные ходы в мир Подземелья, пока вырвавшиеся оттуда армии не покончат со всей наземной цивилизацией… Наивному завоевателю-«землепроходцу» и охотнику за данью-ясаком просто повезло: маньчжурские Цины в этот момент были заняты покорением Китая. Как только они завершили эту длительную кампанию, положение изменилось, и дело закончилось падением ключевой русской крепости Албазин, военными поражениями и уходом русских с Амура на долгое время…

вернуться

134

Ричард Карлович Маак (1825–1886) – русский натуралист. Исследователь Сибири и Дальнего Востока. Его путешествие в долину реки Уссури было совершено в 1859–1860 годах.

вернуться

135

Александр фон Гумбольдт (1769–1859) – немецкий ученый, натуралист и путешественник; один из основателей географии как науки.

вернуться

136

Карл Риттер (1779–1859) – немецкий географ, приверженец теории адаптации человеческих обществ к природным условиям.

вернуться

137

Кропоткин П. А. Записки революционера. С. 154.

вернуться

138

Из неопубликованных дополнений к «Запискам революционера»; цит. по: Лебедев Н. К. П. А. Кропоткин как геолог и географ // Петр Кропоткин. Сборник статей, посвященный памяти П. А. Кропоткина. Пг.; М., 1922. С. 83.

вернуться

139

Кропоткин П. А. Записки революционера. С. 154.

вернуться

140

Исторические акты о подвигах Ерофея Хабарова, на Амуре, в 1649–1651 гг. // Сын Отечества. 1840. Кн. 1. С. 108.

полную версию книги