Если бы все люди знали, сколько горя и слез принесет России большевизм, то не было бы этой братоубийственной бойни. Большевиков никто бы не поддержал. Сталин так говорил своему сыну Васе: «Ведь красные и белые – это самые крайности. А между красными и белыми большая полоса от почти красного до почти белого. Так вот, люди, которые там воюют, одни очень белые, другие чуть-чуть розоватые, но не красные. А сойтись друг с другом они не могут, потому и воюют. Никогда не думай, что можно разделить людей на чисто красных и чисто белых. Таковыми являются только руководители, наиболее грамотные, сознательные люди. А масса идет за теми или другими, часто путается и идет не туда, куда нужно идти».
Не знаю, с чьей подачи стала гулять версия, что отчим подарил тебе гитару и научил играть на ней. Возможно, самого Алфимова или одной из его дочерей, Валентины. Но это не так. Ты мне рассказывал о цыгане, которого считал своим учителем, но не уточнил, где пересеклись с ним ваши пути. В воспоминаниях Бодиско тоже есть старик-цыган, учивший тебя гитарному искусству. Теперь понятно, что со стариком-цыганом тебя свел пароход и остров Лемнос. Это были 1918–1919 годы, а весной 1920 года твое имя появляется на афишах Бухареста, Кишинева.
В Бухаресте в течение 4 месяцев с танцевальной группой «Елизаров» ты выступал в театре «Алягамбра» и между сеансами в кинотеатрах. В «Елизарове» ты и познакомился с Антониной Кангизер из Кишинева и даже был влюблен в нее. Ты никогда ни с кем не обсуждал своих женщин, но о Кангизер ты мне рассказал. Может, в назидание мне?
– Тоня могла стать хорошей женой, но поклонников около нее слишком много всегда крутилось, и она их любила больше всего, флиртовала со всеми, кто улыбнулся ей или взглянул на нее. Я ей сказал, что мне это не нравится. Что женщина может быть чуть легкомысленной, но со своим мужчиной, что в жизни главное семья и профессия.
– Она была красивая?
– Она была отчаянно красива. Это и сгубило ее. И талант, и красоту свою она безжалостно использовала, по молодости не задумываясь, что все это пройдет. Я пытался ее вразумить, не получилось. Жаль, жаль…
Тебе Кангизер не вняла, и вы расстались. Потом ты узнал, что она с матерью и братом уехала в Париж. Отправился во Францию и ты со своим знакомым кишиневцем Николаем Трифанидисом. Случайно или был еще сильно влюблен, но в Париже, куда вы с Николаем добирались зайцами-безбилетниками, вы с Кангизер снова встретились. Тогда и появился новый коллектив: Кангизер, ее девятилетний брат, ее мама и ты с Трифанидисом. Месяца три вы таким составом выступали в парижских кинотеатрах – и достаточно успешно. Но дама сердца продолжала огорчать тебя своим неспокойным нравом. Ты порвал отношения с ней и с коллективом, на сей раз окончательно. Месяца два перебивался без работы. Весомой поддержкой стала работа в эмигрантских клубах, ресторанах и кафе, в кинотеатрах Парижа. Не только танцы кормили тебя. Гитарный дуэт с музыкантом Мартыновичем имел успех. Ты и балалайку освоил, выступал в Париже в ансамбле «Гусляр»: «Ведущий музыкант-балалаечник и певец Петр Лещенко». Ты любил все инструменты, на которых играл, но гитара, по твоему признанию, стала твоими душой и сердцем. У тебя было несколько гитар, а ты покупал или делал на заказ новые, дарил и опять покупал. Твой знакомый по Бухаресту танцор Яков надумал из Парижа перебраться в Швецию, а тебе предложил свое место танцора в ресторане «Норманди». Какое-то время ты работал там. Многие утверждают, что ты совершенствовал технику танца в парижской балетной школе у знаменитой Веры Трефиловой. Приведу твои слова:
– Не учили меня танцам. Мне музыка подсказывала правильные движения. Еще я запоминал хорошо и мог сразу повторить фигуры, которые нравились. Я придумывал танцы, а Жени подсказывала технически точные движения. Она была высоким профессионалом, классическая балерина. Очень хорошо танцевала. И Валю с Катей научила, когда мы переехали в Бухарест.
С латышкой из Риги Жени Закитт ты познакомился тогда же, во время работы в «Норманди». Она была моложе тебя на шесть лет. Закитт приехала в Париж с хореографическим ансамблем. Ты не скрывал, что она покорила тебя как танцовщица. Вы составили танцевальный дуэт. Ты придумал новую программу. По предложению знакомых музыкантов-поляков заключили контракт с турецким театром города Адана и на пароходе «Аттика» отправились на гастроли. Но добравшись до места, узнали, что театр сгорел. Был май 1926 года. Предприниматель из города Смирны пригласил вас поработать в ресторанах своего города. В Смирне вы пробыли полгода и там же в июле оформили официально свои отношения. Дальше – по странам Ближнего Востока: Египту, Палестине, Персии, Турции – до августа 1928 года гастролировал уже семейный дуэт. Теперь твоя личная и творческая жизнь были связаны с Жени-Зинаидой Закитт. Я однажды поинтересовалась, какое же на самом деле было имя у Закитт. Ты уточнил, что по документам – Жени, а Зинаида – ее сценическое имя.