Раньше, до введения подушной подати, холопы не платили государству. Пётр сделал крестьян такими же холопами, а холопов такими же крестьянами, платящими подушную подать. До Петра многие московиты были и неслужилыми, и нетяглыми ― вольница, церковные люди. Пётр уничтожил это положение вещей.
При нем не стало неслужилых и нетяглых, все стали только и исключительно или тяглыми, или служилыми.
Сама сумма подушной подати ― 74 копейки с помещичьего крестьянина, 1 рубль 24 копейки с посадского или с черносошного крестьянина ― была получена очень просто: путем раскладки стоимости государственного аппарата и армии на все население Российской империи.
Приходится признать, что Пётр произвел огромное «упрощение общества». Он упростил отношения в среде дворянства, уничтожив и смешав разные группы служилых людей, разные виды собственности, свел разные возможности дворян к одной–единственной ― к службе, по преимуществу военной.
Он уничтожил все нетяглые и неслужилые слои обще ства, попросту не давая ему развивать отношения, не связанные с государством, ― то есть двигаться в ту же сторону, что и вся остальная Европа.
Так же последовательно он уничтожил все многообразные формы подчинения и закрепощения крестьян, и при нем великое множество форм и видов неравенства сменились гораздо более однозначными формами рабства.
Он уничтожил все разнообразные виды собственности в крестьянской среде, не давая возможности черносошным крестьянам порождать и развивать буржуазные отношения собственности, как это происходило в XVII веке.
Мало того что при Петре общество стало несравненно менее свободным, чем было еще при Софье… Оно стало еще и менее разнообразным, а это еще хуже и опаснее. Ведь во внутреннем разнообразии общества ― залог его возможного развития… Чем сложнее, разнообразнее общество, чем более разные люди его составляют ― тем легче отвечает такое общество на вызовы времени, двигается вперед, совершенствуется. А чем оно проще, тем с большим трудом общество приспосабливается к изменяющейся жизни.
При Алексее Михайловиче, даже при Михаиле Федоровиче общество было свободнее и разнообразнее, чем при Петре. То есть тогда Московия была ближе к европейской модели общества и могла легче и быстрее развиваться.
И содеянное Петром еще кто–то называет «прогрессом»?!
ИНОСТРАНЦЫ
Еще одна классическая байка ― про привлечение Петром невероятного количества иностранцев. Факты свидетельствуют против этого суждения, потому что ко времени восшествия Петра на престол в слободе Кукуй на Москве жило уже больше 20 тысяч человек, а за все время его правления въехало в Российскую империю не больше 8 тысяч. Немало, но и никакой революции. Если судить по тенденциям времен Алексея Михайловича и Федора Алексеевича, можно было ожидать гораздо большего притока иноземцев. Тем более что все стеснительные ограничения прежних лет ― типа проживания на Кукуе, правового неравенства с православными ― Пётр как раз и отменил.
Почему иноземцы не так уж рвались в империю Петра, становится понятно из брошюрки, выпущенной в 1704 году Мартином Нейгебауэром, бывшим офицером московит–ской армии и приближенным царя. Брошюра называлась торжественно: «Письмо одного знатного немецкого офицера к тайному советнику одного высокого владетеля, о дурном обращении с иноземными офицерами, которых московитяне привлекают к себе в службу».
В ней Нейгебауэр писал, что иноземных офицеров в Московии бьют по лицу, секут палками и кнутами.
Полковника Штрасберга городовой воевода бил бато гами только за то, что тот не захотел ослушаться царского указа.
Полковника Бодивина казнили только за то, что его слуга заколол шпагой царского любимца, фельдшера.
Майора Кирхена царь лично бил по лицу, плевал на не го, только потому, что тот, прослужив майором год, не захотел становиться капитаном, уступая место некому русскому.
Все имущество Франца Лефорта взяли в казну, оставив наследникам только долги покойного.
В какой степени можно доверять этой брошюрке, трудно сказать. Сам Нейгебауэр был уволен из московитской армии за то, что ругал русских варварами и собаками и высокомерно поучал придворных за то, что они неправильно воспитывают царевича Алексея.
У немецких союзников Петра, в Пруссии и Саксонии, были запрещены сочинения, оскорбительные для Московии, но тут, скорее всего, дело было как раз в союзнических отношениях, а не в радении о справедливости.