Одним словом, крайне темная история.
А через несколько дней происходит еще одна, не менее темная: прибегает в Преображенское некий человек с криком, что, мол, там, в кустах сидят вооруженные люди, хотят извести царя. По другим сведениям, прибежал не «человек незнаемый», а стрелец из караула — мол, остальные караульщики бьются со злоумышленниками, давайте подмогу, спасайте царя!
Эта история еще темнее первой, потому что этих–то злоумышленников вообще никто в глаза не видел. Сидели, мол, в кустах, ждали царя… Почему именно царя? Кто сказал, что вообще кого–то ждали? И были ли они вообще, эти загадочные люди, под вечер засевшие в кустах?
История с засланными от Софьи убийцами важна потому, что стала спусковым механизмом для важных исторических событий. Дело в том, что Петр, только что вернувшийся из Немецкой слободы, Кукуя, и завалившийся спать, смертельно перепугался этих загадочных убийц. В одной рубашке, с перекошенным лицом, кинулся Петр бежать, спасаться куда глаза глядят. Издавая дикие вопли, судорожно дергая лицом и всем телом, еле взобрался он на лошадь, и бедное животное рвануло под обезумевшим седоком. Петр прискакал в Троице–Сергиеву лавру, под защиту могучих стен, отдался на волю монахов — вот, святые отцы, спасайте, меня убивают! Судя по всему, он и правда был невероятно перепуган. Впрочем, и потом множество раз в ситуации малейшей опасности будет повторяться эта реакция — истерика, эпилептический припадок, сдавленные вопли, паническое бегство куда глаза глядят.
Уже утром в Троицу приезжает денщик Петра, Александр Меншиков, привозит «милому другу» портки и какую–никакую одежду: Петр ведь ускакал буквально в нательной рубашке, едва прикрывшись. Петр отказывается выйти из–под защиты колоссальных стен монастыря–крепости, и весь его двор из села Преображенское перемещается именно сюда. По всей стране звучит призыв ко всему дворянству, ко всем государственным чиновникам, к армии — собираться сюда, к Троице–Сергиевой лавре! Нарышкины призывают собирать дворянское ополчение, двигаться всей силой против изменщиков, пытавшихся убить «второго царя». Ситуация гражданской войны…
Разумеется, Софья от своего имени и от имени «первого царя» тоже созывает дворянское ополчение: всем идти в Москву, в Кремль — звучит ее грозный приказ!
Что не выдержали нервы у Петра — очевидно, кто спорит, но очень уж похоже —.не у него одного, у обеих сторон попросту не выдержали нервы. Дело в том, что незадолго до того Петра женили на Евдокии Лопухиной. По тогдашним русским обычаям женатый парень становился взрослым. Женившись, наследник престола получал право сесть на престол. «Первый царь» Иван слабоумен — значит, царствовать «второму царю».
Вот и не выдержали нервы и у Софьи, и у сторонников Петра.
В конце августа 1689 года страна оказывается в ситуации пока холодной, без пальбы, но совершенно реальной войны — гражданской и династической. Два правительства в стране: одно в Москве, другое в Троице–Сергиевой лавре, и каждое требует лояльности от каждого сколько–нибудь заметного в стране человека. Требует явиться «конным, людным и оружным», изъявить свою лояльность и высказаться в пользу именно этого правительства.
Страна выбирает Нарышкиных. Со всей огромной страны медленно, но неуклонно течет ручеек в Троице–Сергиеву лавру. Из Москвы, из лагеря Софьи, течет точно такой же ручеек, вплоть до последних, казалось бы, на сто рядов проверенных людей. Разумеется, множество людей выбирает Лавру не потому, что в чем–то убеждены, что–то считают или на кого–то полагаются. 90% дворян, не говоря о рядовых солдатах и стрельцах, руководствуются не соображениями о судьбах России, а собственными эгоистическими стремлениями, страхами и расчетами. А очень часто — и прямыми приказами благодетелей, начальников или сюзеренов.
Но и выбор, несомненно, есть, — уже хотя бы выбор тех, кто полномочен приказать этим 90% или убедить их в чем–то. Расчет на милости, если Нарышкины победят? Но ведь и Милославские не поскупятся для тех, кто посадит Софью на трон. Прямой подкуп? Но никаких невероятных богатств, никаких возможностей раздавать придворные чины у Нарышкиных нет, или, вернее, — их не больше, чем у политических конкурентов. Они не богаче Милославских и их сторонников, да и сам претендент на престол с их стороны всё–таки более «неказистый» — «второй царь», а вовсе не первый и не правитель…