Смородин с удовольствием бы увидел все это в Уставе или Программе союза молодежи, которому бы открыла дорогу в светлое будущее победившая власть Советов.
Но победы еще не было. За нее приходилось бороться каждый день. А Шевцов в своем «манифесте» призывал рабочую молодежь сторониться революционной борьбы: об этом «пусть позаботятся наши матери и отцы».
Смородин настоял, Левенсон и Фокин поддержали его, и в «манифесте» появился единственный пункт, не звучавший в унисон шевцовским призывам:
«Мы призываем всех товарищей, девушек и юношей, пролетариев трудиться, просвещаться, но быть готовыми встать по первому зову пролетариата-отца, Совета рабочих и солдатских депутатов, и первыми занять баррикады, если остаткам гнусного царизма или проискам бездушного капитализма будет должно дать последний удар».
Это было в июне, а сейчас только начался день 17 мая. Вслед за статьей Крупской пришла отличная весть с фабрики Керстена; молодые рабочие поддержали бастующих прачек города. Они еще митинговали в столовой, когда Смородин пришел к ним, сказал свое «добро» и объявил, чтоб вечером все были на районном собрании.
Накал страстей не утихал. Рабочие завода Щетинина — и взрослые и подростки — выразили недоверие Временному правительству. На Монетном дворе тоже полыхнул митинг: в обеденный перерыв рабочие потребовали предоставлять месячный отпуск с полным содержанием всем, кто проработал на предприятии не менее одного года. Во всех этих делах чувствовалась крепнущая сила партии большевиков…
По сути дела, от имени партии Смородин и открыл в четыре часа дня первое районное собрание рабочей молодежи Петроградской стороны. Позднее появились критики, которые обрушивались на решения этой конференции. Но Смородин не соглашался с ними: он выиграл время, он повел за собой костяк организации, он взлелеял еще один росток будущего комсомола.
Дело было на Большой Монетной улице, в доме № 14, где размещался районный Совет рабочих и солдатских депутатов. От местных юношеских исполкомов прибыло сорок пять представителей. Петр Смородин предложил на их усмотрение четыре вопроса: 1) план работы, 2) о финансах, 3) выборы комиссий, 4) выборы районного комитета.
С горящими лицами подходили звонкоголосые делегаты к трибуне. И начинались баталии. Неожиданным и радостным было перевоплощение юношей и девушек в ораторов на таком ответственном собрании: они волновались и подбирали какие-то слова, совсем необычные в разговорной речи. Иные убегали в зал, не досказав мысли, и что-то докрикивали с места. Но никто не скрывал радости: ведь сегодня рождалось их будущее комсомольское братство.
Петр знал их почти всех: по именам, кличкам, характерам, добрым и недобрым поступкам в суровые дни революции. И отчетливо понимал, как они счастливы в эти минуты, потому что идут в гору, ширится перед ними необозримый горизонт, резче бьется сердце. И хочется сказать обо всем, чем переполнена душа.
Но уже по первым ораторам он понял: будет ему жарко — молодо-зелено, крику много, толку мало, тяжелы еще оковы громких и пустых фраз господ меньшевиков, и дело берут на одно плечо, полегче и, как сказал Вася Вьюрков, «покрасивше».
Словом, неожиданно для Петра первое решение складывалось в пользу… танцев. Иван Кулешов вспоминал об этом дне: «Споры были настолько сильны, насколько мог лишь позволить повышенный темперамент юношей. Смородин убедительно метал своими доводами. Он не только говорил, он просто орал: что, мол, «большевики на кабацкие методы просвещения переходить не должны и поощрять их не смеют. Этак можно протанцевать всю революцию. Надо перейти к серьезной культурно-просветительной работе».
Петр понимал, что криком не все возьмешь от этих делегатов. Важнее то, что они вдруг ощутили себя единым коллективом. Пусть он еще разноголосый: с первого раза и не доведешь его до истины. Но ребята уже кое о чем задумываются. Один кричал о танцах, но с оговоркой: «Так это же на первых порах, чтоб сблизиться. Потом и других дел будет по горло. Смородин у нас за монаха и книжника, ему это в диковинку. А прошелся бы в паре с красивой девчонкой, другие бы песни запел, ей-богу!» Грохнул хохот: опять же неплохо! И даже по суровому лицу Смородина скользнула улыбка.
Другие опасались, что всякое иное дело непременно упрется в деньги, а где их взять? И напирали на то, что может сразу же пригодиться в жизни. Так, девушки настояли на решении о курсах кройки и шитья. Какой-то горлохват крикнул с места: «А это как, без денег? За помещение — плати, за инструктора — тоже!» Смородин сказал, что будет добиваться денег у Скороходова. А пока решили собрать деньги для курсов путем устройства открытых балов.