Съезд был представительным: 522 делегата с решающим голосом, 165 — с совещательным. Они выражали волю 532 тысяч большевиков, недавно прошедших партийную чистку. На съезде не было выступлений оппозиционных групп, которые раньше так будоражили партию и мешали ей вести ясную и твердую линию Ленина.
Петр был впервые на партийном съезде и за неделю, пока он длился, прошел большую, серьезную партийную школу.
М.И. Калинин считал, что это не просто школа, а университет. Он так и сказал в своем выступлении: «У нас сейчас происходит партийный Всероссийский съезд лучших людей нашей партии, ее полномочных представителей. Это мировая аудитория, университет, из которого каждый член партии стремится почерпнуть, найти более близкие пути к коммунистическому знанию. Вот сейчас у нас происходят действительные уроки марксистского преподавания всей нашей полумиллионной коммунистической массе».
Да, эти «уроки марксистского преподавания» были разносторонними и впечатляющими!
Один из них был посвящен вопросу о демократизме и партийной дисциплине, весьма актуальном в дни нэпа и для организации комсомола.
А. Сольц в отчете Центральной контрольной комиссии говорил: дисциплина всегда была оружием партии в ее борьбе. Он ударил по настроениям расхлябанности, бытовавшим в определенной части партии.
Он заключил свой «урок» такими мыслями, которыми Смородин позднее не раз делился с товарищами. Партия отразила удары и при царе, и при Керенском потому, что был у нее ленинский компас и что сплачивала ее железная дисциплина. После февральской революции она оказалась единственной организованной, дисциплинированной силой. Большевики прошли долголетнюю выучку в подполье. Теперь выросли новые товарищи, но они этой выучки не прошли. Они революционеры и всю свою жизнь отдали этой борьбе, но сознание необходимости единой воли в партии, это сознание у них еще не окрепло. Им надо разъяснять, что мы стоим перед величайшими трудностями, где требуется величайшая дисциплина в гораздо большей мере, чем до сих пор.
Смородин постарался сделать выводы из доклада Сольца и своих раздумий. Чувствовать себя коммунистом — большое счастье, но стать им не так-то легко. И чтобы содействовать комсомольцам в их партийном воспитании, мало даже железной дисциплины в союзе. Нужна более мощная прослойка коммунистов в РКСМ. И мы сделали в Цекамоле правильно, когда предложили съезду вынести такое решение: принимать в партию молодежь до двадцати лет только через РКСМ!
Затем его мысли были поглощены укреплением ядра активных работников в губкомах. Сила этих кадров не в числе, а в их умении, в партийной выучке, в боевитости, в ясном понимании задач партии и безусловном их исполнении. Один хороший боец стоит десятерых, если он подлинный ленинец. Партия начинала с маленькой «горстки», с той «тесной кучки», которая шла, крепко взявшись за руки. Мало, очень мало было людей, решивших строить новую жизнь, в необозримом океане людей отсталых, изломанных, исковерканных капитализмом.
Он вглядывался в лица делегатов, среди которых были люди, что стояли у истоков партии рядом с Лениным.
Со многими из них он был связан дружбой и гордился ею. Ведь это была плеяда выдающихся личностей: они делали революцию, а революция сделала их. И эта могучая «горстка» революционеров повернула на новый путь историю современного человечества.
А «университет» продолжался. Шло обсуждение вопроса о профессиональных союзах. И перед мысленным взором Петра как бы прошла история профсоюзного движения, к которому и он имел непосредственное отношение в 1916–1917 годах на фабрике Шаплыгина. Теперь движение становилось массовым, и опиралось оно на значительный опыт. А главное, четко определилась его роль в условиях диктатуры пролетариата: «Будучи школой коммунизма вообще, профсоюзы должны быть в частности школой управления социалистической промышленностью (а затем постепенно земледелием) для всей массы рабочих, а затем и для всех трудящихся».[18]
Затем был большой «урок» по кругу вопросов, связанных с финансами: бюджет, денежное обращение, кредит, налоги, товарооборот.
Важнейшей задачей выдвигалось оздоровление денежного обращения. Деньги падали катастрофически: трамвайный билет в Москве еще полгода назад стоил семь копеек, теперь платили за него 30 тысяч рублей. И в аппарат Цекамола привозили заработную плату для ста двадцати сотрудников на двух извозчиках, в мешках, миллиардами.