Выпуск займа совпал с Днем индустриализации, который ленинградская комсомолия предложила провести 6 августа вместо традиционного религиозного праздника второго, яблочного спаса.
Но Смородин в День индустриализации не был в Ленинграде. От фронтовых будней, от жарких боев возле Чудского озера, в районе Гдова, Нарвы и Юрьева остался горький след. После тяжелой контузии почти пропало зрение в правом глазу, и довольно часто — по погоде или от волнения — мучили боли в виске. Однако Петр это скрывал. А летом двадцать девятого года неожиданно обострился ишиас.
Немедленно вмешался Сергей Миронович. Он распорядился выдать Смородину путевку в Сочи и приказал выехать на курорт как можно быстрее.
Был конец июля — знойное, красивое южное лето. Впервой оказался Смородин совершенно без дела да на Черноморском побережье Кавказа. И в непривычной обстановке: врачи обхаживали его, как старика.
Пальмы перед окнами санатория, ласковая синева моря, ленивые часы на каменистом пляже. Но все было не по душе: в нем жил неистребимый комсомольский дух, жажда активной деятельности в привычной питерской обстановке.
Он даже захандрил. С неделю валялся на койке, иногда без книги, и все никак не мог смириться, что рядом с его фамилией непременно ставят противоестественное прилагательное «больной».
В первых числах августа прикатила компания товарищей из Ленинграда, и санаторная жизнь вошла в колею. Были два газетчика — люди шустрые, шумные, на слова острые. Были старые питерские рабочие, с ними Петр не разлучался. Но самой колоритной фигурой был Алексей Егорович Бадаев. Подступало ему под пятьдесят, а держался он молодцом. Его имя недавно присвоили крупнейшему пивоваренному заводу страны, и в сочинской колонии ленинградцев он шел под кличкой Пивной король. Но сам пиво не пил.
Бадаев подкупал не только колоритной внешностью. И по складу характера, и по рабочей закалке, и по жизненному пути он был личностью весьма интересной. Много лет довольно близкие отношения связывали его с Лениным, особенно в те годы, когда он был большевистским депутатом в IV Государственной думе.
По скромности он не любил рассказывать о себе. Когда же товарищи упрашивали, начинались удивительные вечера воспоминаний.
Петр смирился наконец с положением больного: приезд Бадаева заметно оживил обстановку.
А в Питере тем временем уже распорядились судьбой коммуниста Смородина: Сергей Миронович Киров 7 августа 1929 года подписал решение обкома — рекомендовать Петра Ивановича Смородина первым секретарем Василеостровского райкома ВКП(б) вместо Петра Ивановича Струппе, который должен был возглавить Ленинградский облисполком. Струппе и отправил телеграмму в Сочи, известив Смородина об этом решении.
Новость упала как снег на голову в жаркий августовский день. Петр размышлял в одиночестве пять суток и ничего пока не говорил ни Бадаеву, ни другим товарищам, опасаясь, что они начнут приносить поздравления и собьют его с твердой позиции, на которой он решил держаться до конца. 14 августа он отправил Струппе большое письмо, написанное карандашом, по-видимому, в два приема. В этом документе весь Петр Смородин — и человек, сформировавшийся в грозные годы революции, и взыскательный коммунист.
«Тов. Струппе! Получил твою телеграмму. Она окончательно пришибла меня. Решительно возражаю против своей кандидатуры по следующим причинам.
Молод, как в возрастном, так и в партийном отношении, недостаточно выдержан (бывают временами заскоки). Горяч. Еще слишком мало партийного опыта работы.
Есть ряд столкновений с работниками района, которые неизбежно обострятся; не коренной василеостровец, плохо знаю предприятия района.
Абсолютно не имею никакого желания работать секретарем. Если будут заставлять работать, так это будет работа из-под палки.
Итог: молод, мало опыта, горяч, мало выдержки, плохо знаю район, нет желания работать…»
Затем он приписал, что поправляется слабо и надо бы еще отдохнуть ему тут сверх месяца дней семь-десять.
Но дела района уже захватили его. Он спрашивал у Струппе, что нового на Васильевском острове, как идет чистка партии и перевыборы в партийных организациях. И как подписываются рабочие и служащие на третий заем индустриализации.
Возможно, Струппе написал несколько слов Алексею Егоровичу Бадаеву, чтоб тот воздействовал на строптивого Петра Смородина. Во всяком случае, разговор у них был, и старый коммунист Бадаев говорил молодому коммунисту Смородину: