Рабочие с гордостью осматривали турбинный зал, распределительную подстанцию, шлюз и сливную плотину: ведь почти на всем лежал отпечаток их труда в тяжелые годы восстановления народного хозяйства.
Киров с большим интересом выслушал отчет Смородина о поездке и похвалил василеостровцев за инициативу.
СТАРШИЙ ДРУГ
В последние годы жизни Сергея Мироновича Смородин был кандидатом в члены ЦК ВКП(б) и руководил Выборгской партийной организацией. В это время особенно и окрепла их дружба.
Киров был для Петра эталоном человека нового мира, коммуниста, мыслителя, оратора, борца. Подвижной, на подъем легкий, доступный каждому в любой час дня и ночи, способный немедленно ехать на завод, в Академию наук, в пионерский лагерь. Но и удивительно волевой: можно было спорить в его присутствии о любом предмете, он никогда не давил инициативу товарищей, но последнее слово всегда оставалось за ним не по должности, а по силе мысли, вдохновению, по железной логике доказательств.
Так было на «Красном путиловце», где Киров состоял на партийном учете. Не клеилось дело с первыми тракторами, и у многих инженеров опустились руки: мол, где уж нам без Форда… Просто пропадем без него.
Киров высказался резко, но определенно:
— Довольно нам фордов! Учиться мы готовы хоть у самого черта, если эта учеба идет на пользу социалистическому строительству. Но кто утверждает, что победивший пролетариат не сможет научиться, ничего не сможет освоить, тот дурак или враг. А когда народ строит социализм, ни дуракам, ни врагам ходу на этой стройке давать нельзя!
Он не вылезал из завода, пока тракторы не пошли потоком на поля.
Так было в годы продовольственных трудностей, когда Киров предложил развивать в Ленинградской области зерновое хозяйство, молочное животноводство, больше сажать картофеля, овощей и всеми силами, немедленно разводить свиней.
Так было с апатитами на Кольском полуострове и с синтетическим каучуком профессора Лебедева: искали, спорили, сомневались. Приходил Киров, обстоятельно вникал в суть — решал и делал!
Этот человек — один из вождей партии — в быту и в кругу близких товарищей был на диво простой, ясный, сердечный и отходчивый. А на охоте, которой он самозабвенно отдавался в редкие часы отдыха, превращался в простого Мироныча. И беспрекословно поступал в распоряжение опытных егерей.
И Петр Смородин был под стать Сергею Мироновичу: в работе — жаркий, в спорах — смелый и даже дерзкий. С людьми не лукавил, не хитрил, в обхождении всегда оставался доступным и чутким.
Образ его ясен из письма к Струппе. Только под нарочитой грубоватостью не удавалось ему скрыть удивительной деликатности в общении с товарищами, чуткости к их запросам и готовности почти совершенно забывать о себе, когда у других возникала нужда или горе.
Все знали, что он такой по натуре, по совести — без прикрас, открытый во всем — настоящий рабочий питерский парень с морской походкой вразвалку, в тельняшке, в синей косоворотке или свитере — смотря по сезону. Чертами крупен, с непослушной прядкой волос, часто падающей на лицо. И речь — грубовато-шутливая, добродушная, с мягкой иронией.
Сергею Мироновичу полюбился этот младший товарищ. Они виделись почти каждый день: завод, обком, райком, университет, школа, новостройка. Раз в пятидневку бросали все и уезжали на базу отдыха в Пушкино, в так называемую Володарку. Сергей Миронович обычно напоминал перед выездом:
— Собери белье, Петр!
Третьим в компании был шофер Кирова. Он подвозил друзей к бане, и начиналась натуральная русская парилка с березовым веником. Нахлестывали друг друга, вовсе не считаясь с чинами и возрастом. Часто Смородин оставался и ночевать в Володарке, а то и прихватывал там выходной день. И конечно, разговоры шли по душам и обо всем, что занимало и волновало обоих.
Домой к Смородиным Киров приезжал редко, как и Петр к нему. И вообще, у этих двух друзей домашний быт был не в чести.
Но к нуждам товарищей Киров был чуток бескрайно. И когда Петр Смородин занедужил, он позвонил, что явится к нему часов в десять вечера.
Конечно, Петр обрадовался этой встрече в домашней обстановке, хотя болезнь-то была по теперешним временам пустячная: вырвали ему зуб мудрости, но три дня не могли остановить кровотечение.
Анна Петровна, как старшая в доме хозяйка, переполошилась. И спросила у сына по простоте душевной: