Во хмелю царевич проявлял не один веселый нрав, но также вспыльчивость и, подобно отцу, давал волю своим рукам и своему языку. Так, в трезвом состоянии он очень почитал и слушался своего духовника, а в подпитии случалось жестоко его бранить и даже драть за бороду.
По окончании лечебного курса Алексей поехал из Карлсбада обратно в Дрезден и дорогою через саксонские Рудные горы обнаружил любознательность, осматривая рудокопные работы, причем спускался в самые шахты. В Дрездене он снова занялся науками и, судя по иностранным свидетельствам, занимался прилежно. В этих занятиях провел около года и, очевидно, много читал, приобретая книги на иностранных языках; этими книгами особенно мог запастись во время своей поездки на знаменитую Лейпцигскую ярмарку осенью 1710 года.
В 1707 году Меншиков к своему титулу князя Римской империи получил еще именование князя Ижорского, и притом «светлейшего». В дипломе на сей титул царь приводит разные заслуги своего любимца и в том числе «воспитание сына нашего, по званию высшего управителя». Очевидно, царь не знал или не желал знать, каково было влияние сего воспитателя на русского престолонаследника.
Из Лейпцига он пишет в Москву своему духовнику, что здесь сподобился причаститься святых тайн от греческого священника, у которого исповедался посредством своего подьячего и толмача Федора Еварлакова, так как священник говорил с ним по-латыни. Ко времени сего заграничного пребывания, вероятно, относится очень любопытное, но без числа и года написанное послание его к своему московскому духовнику Якову Игнатьеву. Благочестивый, строго преданный православию царевич скорбит о том, что при нем нет русского священника на случай смертного часа. Но, запуганный отцом, он не смеет явно писать о своей нужде, а потому просит своего духовника, чтобы тот тайно прислал к нему какого-либо нестарого безженного попа, который бы переоделся в немецкое платье, заростил гуменце или, совсем обрив голову, надел накладные волосы и находился бы при нем под видом служителя. Но сей рискованный план, по-видимому, остался неисполненным.
II
Первый немецкий брак русского престолонаследника
Во время пребывания царевича за границей в следующем 1711 году царь женил своего сына.
При всем своем стремлении к брачным союзам с заграничными владетельными дамами Петр лично не воспользовался возможностью вступить в брак с иностранною принцессою, после того как запер в монастырь свою первую супругу. Зато он усердно старался родниться с немцами посредством членов своей фамилии. Так, двух своих племянниц выдал за немецких герцогов, Анну Иоанновну — за курляндского (1710) и Екатерину Иоанновну — за мекленбургского (1716), а потом родную дочь Анну Петровну успел помолвить с голштинским. Естественно, он решил так же поступить в отношении к своему единственному сыну и наследнику, и, когда Алексей Петрович стал приходить в возраст, царь озаботился найти ему невесту в Германии. Эту деликатную миссию он, по-видимому, возложил на того же барона Гизена, когда тот ездил по немецким дворам с разными вышеуказанными поручениями.