По словам Белинского,
«Петр Великий есть величайшее явление не нашей только истории, но истории всего человечества: он божество, воззвавшее нас к жизни, вдунувшее душу живую в колоссальное, но поверженное в смертную дремоту тело древней России»…
«Петру Великому мало конной статуи на Исаакиевской площади: алтари должно воздвигнуть ему на всех площадях и улицах великого царства Русского»…
«Нужна была полная коренная реформа — от оконечностей тела до последнего убежища человеческой мысли; а для произведения такой реформы нужен был исполинский гений, каким явился Петр».
Языком своего времени Белинский, как видим, обоготворял Петра не хуже его поклонников XVIII века.
III
Научные оценки Петра Великого в позднейшее время
Таков был запас суждений русской интеллигенции о Петре Великом, когда за оценку эпохи преобразований взялась строгая историческая наука в лице молодых профессоров Московского университета С. М. Соловьева и К. Д. Кавелина. Воспитанные на методах германской исторической школы, усвоившие себе взгляд этой школы на исторический процесс, как на органическое, закономерное развитие народной жизни, названные ученые понимали эпоху преобразований Петра, как один из необходимых исторически моментов русской жизни. С их точки зрения Петр с его реформой был «сыном своего народа», выразителем народных стремлений. Он был создан всем ходом предшествующей истории:
«В течение XVIII века», говорил Соловьев (еще в 1851 году), «явно обозначились новые потребности государства и призваны были те же средства для их удовлетворения, которые были употреблены в XVIII веке, в так называемую эпоху преобразований».
Таким образом Петр не только получил от старого порядка сознание необходимости реформ, но действовал ранее намеченными путями и имел предшественников; он решал старую, не им поставленную задачу, и решал не новым способом. Его нельзя противополагать древней Руси, как внезапного ее реформатора.
«До сих пор (писал Кавелин в 1866 г.) мы не умели связать между собою двух периодов, разделенных Петром Великим, и не могли объяснить себе, каким образом родилась и выросла на древней русской почве личность, подобная Петру».
Между тем,
«как бы ни была велика и могуча личность Петра, как бы отрицательно ни относилось его преобразование ко всему старому, — все же он родился в том обществе, которое преобразовал, был дитя своего времени и обстоятельств, и в этом смысле как он, так и его дело должны же были находиться в органической связи с той средой, из которой возникли и к которой относились».
На выяснение этой именно связи и обратились усилия наших ученых школы Соловьева и Кавелина. В результате их исследований, осветивших внутреннюю историю московского общества в XVIII веке, Петр в своем личном характере и в своей деятельности также получил новое освещение, стал на реальную почву, сделался понятнее в связи с обстановкой его детства и воспитания.
«Освобожденный от риторических прикрас и фимиама похвальных речей и лести, Петр (продолжает Кавелин) является пред нами живым человеком, с ошибками и удивительными делами, с недостатками и чертами гения, с пороками и великими добродетелями… Голая историческая истина о нем поражает гораздо сильнее, чем вымысел, именно потому, что походит больше на сказку, чем на правду, — так она необыкновенна!.. Петр Великий есть полнейший представитель своей эпохи и ее преобразовательных стремлений. Формы, в которых они осуществились, принадлежат времени, в которое он жил; Петру принадлежит необычайная сила, энергия, с которой велось дело, страстность, — если можно так выразиться, темперамент реформы»…
Мысль о том, что Петр есть дитя своего века, преемник людей XVII века в их лучших стремлениях к обновлению русской жизни, — с настойчивостью проводилась представителями нашей исторической школы. Они много сделали для изучения внутренней жизни московского общества в до-Петровское время. Можно сказать, что эта тема была даже господствовавшим предметом исторических исследований во всю вторую половину XIX столетия. Ряд архивных изысканий позволил построить историю XVII века заново и на деле обнаружить все подробности перехода старых политических и социальных форм в новый Петровский строй. И однако же «необычайная сила» личности Петра оставалась вне сомнений; радикальный характер его реформы также. Соловьев, выводя необходимость реформы из экономической неудовлетворенности и культурных запросов русских людей XVII века, старался показать, что Петр с необыкновенной чуткостью удовлетворял потребности своей страны и тем не менее всколыхнул ее до дна, заставил ее пережить всесторонний переворот. Такой взгляд, совмещавший представление о традиционности стремлений Петра с представлением о глубине и всеобщности совершенного им переворота, вызвал однако некоторое сомнение в последующем поколении ученых, в учениках самого Соловьева. Они стали думать, что при Петре Россия пережила «потрясение», которое, однако, не было «переворотом» по своему существу.