Любопытно объясняет токарь Петра А. Нартов частые расправы царя над своими провинившимися сановниками: «Я часто видел, как государь за вины знатных чинов людей здесь (то есть в токарне. – Е. А.) дубиною потчивал, как они после сего с веселым видом в другие комнаты выходили и со стороны государевой, чтоб посторонние сего не приметили, в тот же день к столу удостаиваны были». И далее самое главное: «Но все такое исправление чинилось не как от императора подданному, а как от отца сыну, в один день наказан и пожалован». Близок к этому и рассказ Штеллина о том, как на поломанном мосту царь избил дубинкой ехавшего с ним в одноколке обер-полицмейстера Петербурга А. Девьера, приговаривая: «Впредь будешь ты лучше стараться, чтоб улицы и мосты были в надлежащей исправности, и сам будешь за этим смотреть». «Между тем, – продолжает Штеллин, – мост был починен, и гнев государя прошел. Он сел в одноколку и сказал генерал-полицмейстеру весьма милостиво, как бы ничего между ними не случилось: „Садись, брат!“».
Петру, несомненно, присущи многие черты харизматического лидера. Его власть основана не столько на традиционной богоданности, но, главным образом, на признании исключительности его качеств, их демонстративно-педагогической «образцовости» в исполнении «должности». Феофан, обращаясь к царю, но глядя при этом на огромную толпу, слушающую проповедь, патетически восклицал: «Кто тако, якоже ты изучил и делом показал еси артикул сей, еже ходити по долженству своего звания? Мнози царие тако царствуют, яко простой народ дознатися не может, что есть дело царское. Ты един показал еси дело сего превысокого сана быти собрание всех трудов и попечений, разве что и преизлишня твоего звания являети нам в царе и просто воина, и многодельного мастера, и многоименитаго делателя? И где бы довело повелевати подданным должная, ты повеление твое собственными труды твоими и предваряешь и утверждаешь».