Правительница следила за ним не без тревоги: ей приходилось признаться, что она ошиблась в своих расчетах, а между тем, ее политика не увенчалась желанным ею успехом. Два года подряд, в 1687 и в 1688-м, она воевала с крымскими татарами. Ее первый министр и вместе с тем ее любовник, князь Василий Васильевич Голицын, командовал войском, но значительные усилия, вызванные этими походами, оказались тщетными. Результат обеих войн более походил на поражение, чем на победу. Софья Алексеевна, однако, не постеснялась объявить, что армия покрыла себя неувядаемой славой. Она приветствовала возвращение Голицына триумфальным шествием в Москве и раздала якобы победоносным воинам золотые медали, на одной стороне которых были изображения царей Ивана и Петра, а на другой – ее собственное.
Она все же боялась за свою популярность и думала, что сторонники Нарышкиных попробуют воспользоваться всеобщим неудовольствием, чтоб подтопить ее власть. Она снова прибегла к стрельцам, среди которых образовался заговор с целью умертвить Петра. Двое из заговорщиков раскаялись в данном ими на то согласии и прибежали ночью в Преображенское признаться в этом юному царю (начало августа 1689 г.). Петр сел верхом в одной рубашке и поскакал в Троице-Сергиеву лавру, в 60 верстах от Москвы. Он вышел от себя в половине первого ночи и достиг лавры в шесть часов утра. Убийцы вторглись в Преображенское, когда он был уже в безопасности.
Троице-Сергиева лавра опоясана высокими стенами, как крепость, и когда разнесся слух, что Петр засел в ней, значительные силы стали стягиваться к нему со всех сторон. После переговоров, длившихся несколько недель, правительница признала себя побежденной. Ее заперли в монастырь и насильно постригли в монахини. Там она жила под именем инокини Сусанны, и повторные ее попытки вырваться снова на волю остались безуспешными. Ее сестра, Марфа Алексеевна, ее подруга и поверенная, также была принуждена принять постриг под именем Маргариты. Несколько лет спустя, во время первого заграничного путешествия Петра, Софья Алексеевна еще раз безуспешно попробовала захватить верховную власть. Пока после этого шел розыск для поимки ее сторонников, Петр, спешно вернувшийся в Москву из Вены, вошел в сопровождении Лефорта в келью сестры и стал упрекать ее за попытку переворота. Она оправдывалась перед ним, и кончилось тем, что оба они, и брат, и сестра, расплакались. Выходя оттуда, Петр сказал Лефорту: «Что за женщина. Как она умна. Но как жалко, что сердце у нее такое злое». Затворничество инокини Сусанны стало еще строже, и все способы сноситься с кем бы то ни было были у нее отняты. Она умерла несколько лет спустя, в 1705 году, всеми забытая.
После свержения сестры Петр, достигший 17-летнего возраста, стал править по-своему, но у него было слишком много работы, чтобы входить во все подробности текущих дел, поэтому он образовал Совет, коему поручил надзор за администрацией. В 1694 году председательствование в этом Совете было им возложено на князя Федора Юрьевича Ромодановского, которому Петр дал титул князя-кесаря. Это назначение и вычурные выражения преувеличенного почтения, которыми Петр окружил князя-кесаря, представляют любопытное проявление двусмысленной и слегка загадочной струнки, несомненно, звучавшей подчас в словах и деяниях Петра. Иностранцы считали, что князь-кесарь – вице-царь. Петр называл его «величеством» и в течение почти тридцати лет поддерживал фикцию, что сам он лишь подданный князя-кесаря. Когда в 1717 году Ромодановский умер, сын его, в свою очередь, стал князем-кесарем. Письма свои к князю Федору Юрьевичу, часто писанные в шутливом тоне, Петр подписывал, именуя себя его «верноподданным». Очевидец рассказывает, как в 1711 году, перед отъездом Петра в Прутский поход, Ромодановский при свидетелях начал говорить царю про разные правительственные меры, по его мнению, неизбежные ввиду отлучки государя. Петр выслушал его с большим терпением и почтительно от времени до времени целовал его руку, как сын мог целовать руку отца. Повеления, данные им Ромодановскому, были, по большей части, облечены в форму предложений или предположений, но никогда не прямых приказаний. Вот несколько образцов этих писем.
12 октября 1702 года Петр известил Ромодановского о взятии шведской крепости Нотебург (переименованной им в Шлиссельбург): «Государь[15], покорно доносим Вашему Величеству, что крепость Нотебург, по жестоком и чрезвычайно трудном приступе (который продолжен был вяще 12 часов), на имя Вашего Величества сдала на аккорд: а как тот белагар был, о том пространнее буду доносить впредь, а ныне скорым отшествием (почты) не успел. Сею викторию поздравляя Ваше Величество, пребываю Piter».
15
Его письма к Ромодановскому начинаются либо словом «siir», либо голландской формулой «Min Her Kenich».