Малочисленность и уязвимость городов России частично объясняют их полную подчиненность центральному правительству, и это надолго стало их характерной чертой. Не менее важным фактором было и то, что многие из них (не менее трети), начинали строить или целенаправленно строили на южных и восточных границах страны как военные поселения для защиты от крымских татар или местных племен, таких как башкиры. В XVII веке половина всего городского населения страны состояла из людей, выполнявших военные или управленческие обязанности. Социальная структура всех, вплоть до самых малых городов России была сложной: но даже богатейшие торговцы, гости (которых всего-то было не более 300–400 человек), не пользовались относительной независимостью, как жители городов в Западной Европе. В отличие от любого европейского подмастерья русский горожанин не обладал налоговыми привилегиями. От него требовали уплачивать подати в местную казну, и он делал это не как член самоуправляющейся городской коммуны, а под надзором губернатора провинции, воеводы, который не утруждал себя какими-либо законами. И свободы передвижения у горожанина было ненамного больше, чем у крепостного в сельской местности. Очень негибкая структура общества Московии требовала для облегчения сбора налогов, чтобы он был прикреплен к своему городу, как крепостной к поместью, в котором он работал. В 1665 году правительством была организована новая компания по поиску сбежавших горожан; а в 1674 году Ярославлю и Вологде удовлетворили ходатайство о принудительном возвращении их бывших жителей, обитавших теперь в Москве. И в 1699 году, как результат довольно успешных усилий Петра в этот год по продвижению городской реформы, городское население в конце концов хоть на время все же получило право передвигаться свободно. Кроме того, хотя русские купцы выказали определенную предприимчивость, проявив интерес к торговле с зарубежными странами, их усилия расширить свое производство на протяжении всего XVII века были слишком нерешительны и мелкомасштабны. Не находим мы также и содействия развитию культурной жизни в России со стороны торгового класса, как это практиковалось в Западной Европе. Даже богатейшие русские купцы приобретали слишком мало книг; а те, что все же приобретались, в основном, были обычными религиозными сочинениями.
Таким образом, Россия XVII века была в высшей степени суровым и ограниченным обществом; и одновременно она испытывала необычайную потребность в институтах, с помощью которых люди могли бы реализовывать свои инициативы и управлять своей собственной жизнью. Во многом она оставалась еще неоформившимся обществом, разобщенным и внутренне конфликтным. Бок о бок с растущими усилиями чиновников закреплять на месте все больше и больше населения, покончив со свободным передвижением, происходило крупномасштабное бегство в пограничные территории юга и востока, где действенная власть Москвы была слабой или совершенно отсутствовала. Среди казаков Украины (полунезависимые сообщества, образованные первоначально беженцами из России или от Польского правления) или на огромных нерусских территориях Урала беглые крепостные, иноверцы, словом, любой беглец от деспотической власти Москвы мог надеяться на получение убежища. В то время как центральное правительство искало утверждения своего контроля в мелочных изменениях законодательства, а оппозиция жестоко преследовалась, в народе наблюдалось упрямое, несгибаемое сопротивление, которое часто выражалось в анархической жестокости. Примечательно, что разбойники, которые создавали наиболее трудные проблемы царскому правительству, были героями многих народных русских сказок; устные поэмы (былины) часто приписывали им волшебные силы, как, например, неуязвимость для пуль. И сам Петр часто вынужден был издавать указы (например, в 1699, 1714, 1716, 1719 и 1724 годах), запрещавшие предоставлять убежище разбойникам и предписывавшие жестокое наказание для тех, кто делал это. Негодование на крепостную зависимость, на требования налогов правительством, на жестокое управление ярче всего проявилось в мятеже под предводительством Стеньки Разина, заполнившем пожарами и насилием огромную территорию юго-востока России в 1667–1671 годах. Казак Разин мечтал о введении свободной казачьей формы правления в царстве; но на практике это выливалось в примитивное желание «взять Москву и побить до смерти всех вас бояр и помещиков и служилых людей». Несмотря на отсутствие конструктивных или просто четких целей, это знаменитое восстание (кстати, также с симпатией воспетое в народных песнях и сказках того времени) с угрожающей откровенностью показало, насколько потенциально опасны взрывные народные обиды и агрессивность, которые закипали, едва скрываемые под внешней благостностью России XVII века.