Эсминец, с каким-то боязливым восторгом таращившаяся на буйство стихий, обернулась.
— Нет, тяжелый крей…
— Просто — Петра.
— Нет, Петра, ничего не чувствую. Разве что… — девчонка неуверенно дернула плечами, — прохладным ветром оттуда тянет.
Я задумчиво покивал. Это да, словно в пропасть заглядываешь, — по коже мурашки пробегают, а на краю сознания маячит безумная мысль: «Может, оттолкнуться посильнее и вниз, здорово же будет!».
— Сэр, а это кто? — напрягая зрение, я рассмотрел черточки ещё двух самолетов в десятке километров на траверзе от нас.
— Яйцеголовые, — насмешливо фыркнул бортмеханик. — Изучают. Только без толку. Аппаратура облачный фронт не пробивает.
— Отчаянные ребята, смотрю, — пробормотал я, наблюдая, как один из самолетов резко набрав высоту, проходит над грозовым фронтом.
Диккенс пожал плечами.
— А над облаками не опасно. Мы тоже обычно напрямую ходим. Просто забираемся тысяч на пятнадцать. Это сегодня по кромке идем, чтобы не рисковать.
Я удивленно вскинул брови.
— Не опасно?
— Нет, мисс, «мошкара» выше туч никогда не поднимается. Вот если в облако попадешь — тогда конец. Бортовая электроника вырубается, и привет.
— А что за «мошкара»?
— Ну, так всяких тварей летающих прозвали.
— Глубинные ещё и летают?!
— Сами по себе нет, но на некоторых гнездится летающая дрянь. Яйцеголовые говорят, мол, симбиоз.
— И много гнездится?
— По разному. Бывает, что и под сотню.
Замечательно, у Глубинных, оказывается, ещё и авианосцы есть.
***
В кабине сидеть, конечно, было интересно, но на обед пришлось вернуться в салон.
Вообще-то для нас на базе погрузили готовые рационы, но бортач их пренебрежительно забраковал, обозвав «долбаной соей», и вытащил из шкафчика летные. При этом многозначительно подчеркнув: «немецкие». Не знаю уж, чем эти «немецкие» такие особенные, но… ничего так, вкусно. Только порции крохотные. Какой оптимист их «усиленными» назвал, не понимаю.
Светлов с Диккенсом присоединились к нам, но словно за компанию, едва-едва по одной порции осилили и сидят, отдуваются, типа объелись. Я же тормознул, только прикончив третью. Ну не жрать же сюда пришел, как говорится. Да и объедать хозяев как-то не очень вежливо.
А вот Аманду снова пришлось воспитывать, поскольку мелкая выдула двухлитровый термос горячего шоколада, слопала десяток батончиков с черникой и заявила, что наелась.
Причем воспитывать пришлось снова мне, так как её куратор лишь что-то занудно поныл про необходимость здорового питания. Вот ведь… бесполезное существо.
В итоге мелкую я всё же накормил, хоть и не без помощи Диккенса. Рыжий вообще оказался неплохим парнем. Непрерывно травил байки про авиацию, рыбалку и Техас, где его отец держит настоящее ранчо… Качая головой, сокрушался над моей дикостью (ну как можно не знать чем питчер отличается от кэтчера?!)… А когда мелкая начала клевать носом приволок ей вместо стандартного одеяла настоящую летную куртку (армия США, мисс, не какая-то там ООНовская подделка!). Потом они со Светловым яростно сцепились в споре о методах ловли форели на порогах, и под бесчисленное перечисление спиннингов, мормышек, кормушек и прочих малопонятных несведущему приблуд, я сам задремал.
Война, война… Мужики — вот что никогда не меняется.
Часть 6
— Ну что, Петра, давай прощаться, — протянул мне руку теперь уже бывший куратор.
— Удачи вам, товарищ капитан, — улыбнулся я, осторожно пожимая человеческую ладонь. — И спасибо, что терпели мои выходки.
На территорию Школы, оказывается посторонних не пускали, так что вместо проходной тут располагалась канцелярия, где прямо в холле нас встретил лейтенант в форме Объединенного флота ООН, которому Светлов и сдал меня с рук на руки, вместе с сопроводительными документами. Не просто так, понятно, а под роспись. В журнале. Сразу повеяло родным и казалось бы давно забытым.
Светлов невесело улыбнулся.
— И тебе удачи.
Затем, вскинул руку к виску, отдавая честь, и, крутнувшись через левое плечо, едва ли не строевым шагом зачеканил на выход.
— Евгений Викторович… — окликнул я его, и, дождавшись, когда обернется, показательно шмыгнул носом: — Вы только служите хорошо, чтобы мне потом за вас стыдно не было.
Светлов на мгновение замер, покачал головой, рассмеялся.
— Ох, и язва же ты, Петра.
И уже обычной походкой скрылся за дверями, что-то бормоча себе под нос.
Ну вот, так-то оно лучше. А то сурьёзный, спасу нет, словно единственную дочь на войну отправил.