Подобрав отпавшую во время столь занимательного рассказа челюсть, я затряс головой.
— Это розыгрыш, да? Все эти демоны, канмусы и прочая мистика?
Вместо ответа, Светлов протянул мне планшет с запущенным видеофайлом, спокойно заметив:
— Эта мистика уже который год воюет.
Тварей я узнал мгновенно — будто бы смолой облитые черные лоснящиеся тела, безглазые акульи головы, усеянные треугольными зубами пасти. Тьфу, мер-рзость! Интересней были их противники — тройка скользивших по воде, словно конькобежцы по льду, девчонок в темно-зеленых гидрокомбинезонах. Вообще, их можно было бы принять за отчаянных серфингисток, если бы у каждой за спиной не топорщилось что-то вроде помеси рюкзака с паровой машиной, а талию не обхватывал широченный металлический пояс, от которого отходили заставленные крохотными орудийными башнями пилоны. Причем если сами башни смотрелись игрушечными, то вот столбы воды от выпущенных ими снарядов выглядели очень даже натурально. Как от фугаса миллиметров этак в сто сорок.
— Стойте, но этих тварей даже ракето-торпеды не брали! — я аж подпрыгнул, вспомнив, как впустую уходили выстрелы РБУ.
— Да, обычное оружие против Глубинных бесполезно, — кивнул Светлов.
— Хм, а атомное?
— Глубинных тысячи. Возможно, мы их уничтожим, закидав океаны ядерными зарядами, но что потом? Всем человечеством эмигрировать на другую планету?
— Тоже верно.
Тьфу, блин! Я что всерьёз обсуждаю эту муть? Демоны, канмусы… Но ведь Светлов убийственно серьезен. Да и ролик никак монтажом не выглядит. Вот уж не знаю, почему, но я абсолютно убежден, что это запись реального боя.
Снова запустив воспроизведение и внимательнее присмотревшись к «серфингисткам», я на автомате пробормотал:
— Неплохо идут, но маловато их против такой стаи.
— Почему? — прищурился Светлов.
— Так это же легкие крейсера, класс «Нагара» или «Сёндай».
— Думаешь? — Светлов с демонстративным сомнением потер подбородок.
Я досадливо отмахнулся:
— Да что тут думать! Полуоткрытые одноорудийные башни, четыре двухтрубных торпедных аппарата… Хотя… может и «Кума».
— Да, ты права, может и «Кума», — весь разулыбавшийся Светлов разве что руки довольно не потирал.
— Постойте, — опешил я, пораженный внезапной догадкой. — Вы что, хотите сказать, что я тоже этот, как его, канумус?!
— Канмусу, — поправил он. — Дева Флота, воплощение боевого корабля.
Я открыл рот. Безмолвно пошевелил губами. Закрыл. И, опустив глаза, молча поскреб пальцем ту самую нашивку «Петр Великий» у себя на груди.
Светлов кивнул:
— Да. Конкретно ты — воплощение тяжелого ракетного крейсера «Пётр Великий», погибшего в бою.
— Не было боя, — буркнул я, отворачиваясь. — Эти твари меня просто сожрали. То есть, не меня а… И вообще, откуда такая уверенность, что я — это я. Что не просто школьница чокнутая, а этот ваш «Пётр Великий»? Я же не помню нифига!
— Частичная амнезия — это обычный случай, память корабля накладывается на память ребенка и некоторые разделы словно замещаются.
— А родители? Почему их не помню? Семья, школа, друзья, коллеги? Кем я вообще был, была?
— Родных у тебя нет. — Светлов, коснулся планшета, открывая на нем какой-то файл, и зачитал: — Мѝлица Пѐтрович, шестнадцать лет, сирота, находилась на государственном обеспечении.
— О как. — Я притих. С одной стороны даже удобно — ни родных, ни близких, не будут чужие люди лезть ко мне, причитая: «Милая, ну как же так, я же твоя мама-папа…», а с другой, ну бы нафиг такое «удобство».
Невольно поёжившись, тряхнул головой, прогоняя какую-то сосущую пустоту внутри.
— Ладно, и что со мной будет дальше? Раз все вокруг прыгают, значит, на меня есть определенные планы, ведь так?
— Канмусу служат в Объединённом флоте ООН, защищая человечество. Прости за пафос, но в данный момент вы — наша единственная надежда.
Я в который уже раз за сегодня разинул рот, не зная что сказать.
— Знаете, в таком случае, вы стопроцентно ошиблись. Вот ни капли не горю желанием жизнь молодую на алтарь положить.
Нет, я всё понимаю. И даже готов сражаться. Вот только за что-нибудь конкретное. За свою семью, за свой дом, за свой город, за свою страну, наконец! Но никак не за абстрактное Человечество. В гробу я его видал. Рядом с общечеловеческими ценностями.