«Выходки» Петрашевского, в пику начальству, продолжались и по окончании лицея. В Министерстве иностранных дел, где он стал служить, особенно щепетильно относились к одежде и прическам — чтобы не было ни малейшего отклонения от общепринятых норм. Петрашевский же нарочно наряжался в эксцентрические костюмы: то появлялся в широком плаще — альмавиве и громадном головном уборе типа сомбреро, то надевал какую-то невиданную шляпу с квадратной тульей.
Однажды, по слухам, он явился в Казанский собор переодетым в женское платье, не слишком усердно замаскировав свою густую черную бороду. На эту странную богомолку сразу же обратили внимание соседи, подошел квартальный надзиратель: «Милостивая государыня, вы, кажется, переодетый мужчина». Петрашевский не растерялся и ответил в духе будущего театра абсурда: «Милостивый государь, а мне кажется, что вы переодетая женщина». «Квартальный смутился, — пишет П. П. Семенов-Тяныпанский, — а Петрашевский воспользовался этим, чтобы исчезнуть в толпе, и уехал домой»[74].
Внешность Петрашевского была весьма оригинальной, трудно было не обратить на него внимания. Д. Д. Ахшарумов оставил нам ценное описание его облика: «… среднего роста, полный собою, весьма крепкого сложения, брюнет, на одежду свою он обращал мало внимания, волосы его были часто в беспорядке, небольшая бородка, соединявшаяся с бакенбардами, придавала круглоту его лицу… он говорил голосом низким и негромким, разговор его был всегда серьезный, часто с насмешливым тоном; во взоре более всего выражалась глубокая вдумчивость, презрение и едкая насмешка»[75].
«В то время, — вспоминал лицейский одкокашник К. С. Веселовский, — гражданские чиновники не могли носить бороды, усов и длинных волос на голове, а Петрашевский… отрастил себе длинную шевелюру и с кудрями по плечам явился на службу, в министерство. Директор департамента… поручил одному из чиновников передать ему уже на словах совет остричься. На другой день Петрашевский является с теми же длинными волосами, и директор, выведенный из терпения, уже сам обратился к нему с укоризной за неисполнение приказания.
— Я не только исполнил приказание вашего превосходительства, — отвечал Петрашевский, приподнимая на голове парик, — но и обрился»[76].
Естественно, что начальство, старшие сослуживцы и даже большинство чинных ровесников-однокашников относились к Петрашевскому враждебно.
Обилие конфликтов, связанных с именем Петрашевского, и отчужденность его от основной массы одноклассников послужили многим мемуаристам причиною ложных воспоминаний, что Петрашевский якобы не окончил курса или Даже был исключен из лицея. На самом деле Петрашевский окончил лицей в 1839 г., но начальство отомстило ему, выпустив из учебного заведения с самым низким чином (XIV класс: коллежский регистратор). Это весьма редкий случай в истории лицея, обычно его кончали с чином XI и X классов. Случай тем более непонятный, если учесть, что в аттестате, выданном Петрашевскому 16 марта 1840 г., значилось: «Оказал успехи: в законе божием, нравственных и юридических науках, в географии, статистике, истории, французской словесности и в английском языке весьма хорошие; в математике, физике и латинской словесности удовлетворительные, в немецкой словесности хорошие, в политической экономии и русской словесности отлично хорошие»[77]. Но поведение выпускника было аттестовано как «довольно хорошее», что означало «четверку», т. е. отнюдь не хорошее в соотношении с отличным поведением большинства. В этом-то и была причина назначения самого низшего ранга.
Но и тут Петрашевский не удержался от озорства. При раздаче дипломов, он «поразил всех присутствовавших при этой церемонии, произнеся речь (вещь, мало употребительная в России), в которой в самом серьезном тоне благодарил начальников заведения за их попечения о воспитанниках и приглашал своих товарищей предать отныне забвению их школьные ссоры. Изумленное столь мудрой речью, исходящей из уст Петрашевского, начальство публично выразило свое сожаление, что до сих пор не сумело оценить по справедливости воодушевлявшие его чувства. Настолько не поняли, что речь эта была фарсом»[78].
25 марта 1840 г. Петрашевский был принят на службу в Департамент внутренних сношений Министерства иностранных дел переводчиком. В свободное время он посещал лекции на юридическом факультете Петербургского университета. Среди ученых гуманитарного круга особенно был тогда известен профессор политической экономии и статистики Виктор Степанович Порошин (1809–1868). Его лекции отличались глубиной мысли, прекрасным владением предмета, подробным изложением современных экономических учений. Аудитория заполнялась студентами задолго до начала лекции: в какой-то степени Порошин в Петербурге играл такую же роль, как Т. Н. Грановский в истории Московского университета. Порошин почти открыто порицал существование крепостного права и сочувственно говорил об утопических социалистах. Под влиянием Порошина многие будущие петрашевцы впервые познакомились с идеями Фурье, Прудона, Л. Блана. В 1847 г., в знак протеста против грубого замечания попечителя Санкт-Петербургского учебного округа М. Н. Мусина-Пушкина, Порошин вышел в отставку, уехал за границу, сотрудничал с Герценом.
19 августа 1841 г. Петрашевский, сдав университетские выпускные экзамены, получил диплом, в котором признан достойным степени кандидата юридического факультета — «во уважение примерного поведения и отличных успехов».
Впрочем, по записям доносчика, агента П. Д. Антонелли, где излагались биографические рассказы Петрашевского, последнему пришлось трижды представлять кандидатские диссертации (две были сочтены неудовлетворительными), пока наконец его выпустили с дипломом.
В 1840–1843 гг. Петрашевский живет интенсивной умственной деятельностью. Очевидно, именно в эти годы он хорошо изучил труды утопических социалистов: сенсимонистов, Фурье и фурьеристов, великого английского утописта Роберта Оуэна, а также книги немецкого материалиста Людвига Фейербаха. Так как некоторые произведения западноевропейских радикальных мыслителей до революции 1848 г. не были запрещены в России, а запрещенные книги все равно проникали в страну благодаря ухищрениям книготорговцев, то Петрашевскому удалось составить замечательную библиотеку из трудов утопических социалистов и демократов. В эти же годы он приступает и к самостоятельному творчеству. Петрашевский пишет статью «О значении образования в отношении благосостояния общественного», а также множество заметок и набросков для будущих статей. Некоторые из них были сгруппированы под общими заголовками: «Мои афоризмы…», «Запас общеполезного», другие — «О свободе человека», «О значении человека в отношении к человечеству» — остались обособленными и незавершенными отрывками.
В этих трудах поражает широта охвата проблем: автора интересуют общефилософские вопросы бытия, познания, этики, социально-политическая структура, юридические законы, система образования, экономика, география, физика, химия, промышленность, сельское хозяйство, медицина, печать — нет, пожалуй, такой научной и бытовой сферы, которой бы не интересовался в своих заметках Петрашевский.
Характерно, что всюду, о чем бы ни писал молодой мыслитель, заметно стремление не столько анализировать современное состояние данной области, сколько выражать свои идеалы: автор жаждет реформ, преобразований.
Уже в начале 40-х годов Петрашевский — убежденный западник (хотя он и не идеализирует реальную жизнь ведущих европейских государств), пропагандист просвещения, образованности, социально-политической свободы человека. Отношение Петрашевского к современной ему России резко отрицательно: «…наше смрадное отечество, где нет возможности, не говорю, думать, а, кажется, дышать свободно, по-человечески»[79].
Петрашевский желает ликвидировать обширные монархические империи, заменив их свободным федералистским союзом народов (каждый народ создает свое государство). Образцом объявлялись Соединенные Штаты Америки. Правление должно быть представительно-республиканским, и вообще все должности должны быть выборными. Интересно( что задолго до реальных деклараций сибирских сепаратистов Петрашевский уповал на Сибирь как на область для создания идеального государства: «Мне думается, что Сибирь заменит настоящую Россию и что в ней-то и возникнет народность русская без примеси, и правление республиканское будет в ней господствующим. 24 августа 1841 г.»[80]. Недаром так заинтересовался потом Петрашевский личностью сибиряка Черносвитова.
78
Петрашевцы в воспоминаниях… С. 86. — Два десятилетия спустя, в 1857 г., Н. А. Добролюбов по окончании Педагогического института в утрированных выражениях благодарил директора И. И. Давыдова, ненавидевшего и травившего «крамольного» студента, — и многие сокурсники Добролюбова также не поняли насмешки.