Достоинства серьезных работ известного историка (обилие фактов, их систематизация и социально-политическое осмысление), к сожалению, умаляются встречающимися ошибками[8] и, что еще существеннее, частыми попытками обходить сложные и противоречивые проблемы (например, отношение петрашевцев к революции и к крестьянскому бунту), заменяя их весьма односторонней (иногда попросту неверной) трактовкой вытянутых из контекста цитат. В книге «Петрашевцы» (М., 1965) говорится, что петрашевцы высказывали мысль «о плодотворности революционной агитации И среде старообрядцев», а далее цитируются суждения Петрашевского об «ужасной» Жакерии, о пугачевском бунте как порождении старообрядчества и т. п. (с. 104; ср. 111). Из такого изложения можно вывести, что и Петрашевский ратовал за революционную агитацию среди раскольников. На самом же деле он и вообще-то весьма сдержанно относился к агитации за немедленное восстание и к народному бунту, да и здесь конкретно он имел в виду совсем другое: он предлагал правительству прекратить преследование старообрядцев, предоставить им все права — и пугал власти их недовольством, возможным бунтом (см. Дело петрашевцев. I, с. 42). В той же книге отпочкование от кружка Петрашевского параллельных групп трактуется как «назревшая потребность петрашевцев в революционной активности» (с. 132). Но все известные нам кружки были менее революционны и образовались совсем по другим причинам (см. ниже гл. 6). В статье «Революционная практика петрашевцев» В. Р. Лейкина-Свирская для доказательства революционных настроений Петрашевского, Дурова, Пальма, Ястржембского использует в качестве исторического документа роман П. М. Ковалевского «Итоги жизни» (см. с. 196)! Подобные натяжки нередки, однако выводы автора в книге «Петрашевцы» (1965) свидетельствуют скорее о торжестве историзма, чем о желании подвести всю совокупность фактов под сложившуюся революционно-демократическую систему[9]. Выводы значительно осторожнее отдельных частных выпрямлений: петрашевцы «подходили к пониманию необходимости насильственного изменения общественных отношений» (с. 162); Воистину подходили, но не успели подойти.. — это сделали пятидесятники.
Лучшими советскими книгами о петрашевцах следует назвать труды А. Ф. Возного, которые отличаются юридической четкостью, нетерпимостью к фальши и передержкам[10], свежестью и нестандартностью подхода к материалу. Первой его книгой было учебное пособие, изданное Киевской высшей школой МВД: «Полицейский сыск и кружок петрашевцев» (1976), а недавно издательство «Наукова думка» выпустило значительно переработанный и дополненный вариант: «Петрашевский и царская тайная полиция» (Киев, 1985).
Мне очень хотелось бы выразить глубокую благодарность А. Ф. Возному, недавно безвременно ушедшему из жизни, за ценные замечания, сделанные им на рукописи этой книги.
Литературно-эстетическим аспектам деятельности петрашевцев посвящена ценная книга Т. И. Усакиной «Петрашевцы и литературно-общественное движение сороковых годов XIX века» (Саратов, 1965) с отдельными главами о Салтыкове и о связях с петрашевцами Белинского, Герцена, Чернышевского[11].
Из многочисленных статей и глав в книгах следует выделить работы последних десятилетий, посвященные социально-политическим, экономическим и философским воззрениям петрашевцев[12], их историческим взглядам[13], общественно-научной деятельности[14], идейным и личным связям с украинскими и польскими революционерами[15], жизни и деятельности петрашевцев в Сибири[16].
Из зарубежных трудов наибольшую ценность представляет книга польской исследовательницы Виктории Сливовской[17]. Автор много лет работала в советских библиотеках и архивохранилищах, прекрасно изучила все материалы о петрашевцах и их окружении, ее книга насыщена малоизвестными фактами, почерпнутыми из забытых или неопубликованных (архивных) источников. Особенно ценны сведения о польской радикальной молодежи 40-х годов (в том числе петербургской и московской) и широкое использование польской литературы (мемуарной, научной) о радикальных деятелях середины XIX в. И методологически книга Сливовской безукоризненна: автор не обходит острых углов и сложных противоречий, а раскрывает их, объясняя соответствующими историческими причинами.
Менее самостоятельны работы, опубликованные в англоязычных странах. Так, статья Н. Рязановского «Фурьеризм в России: оценка петрашевцев»[18] довольно конспективна и одностороння, без новых фактов и идейных открытий, без обстоятельного исследования своеобразия петрашевцев. Статья Ф. Каплана «Русский фурьеризм 1840-х гг.: контраст герценовскому западничеству»[19], наоборот, претендует на оригинальность (по мнению автора, в отличие от Герцена и славянофилов, представляющих собой антибюрократическое дворянство, петрашевцы со своим фурьеризмом принадлежали к петербургской бюрократии, и сама утопия у них была бюрократическая), но фактически здесь проявляется вариант вульгарно-социологической трактовки русской общественной мысли, исходящей из школы М. Н. Покровского, рассматривавшей петрашевцев как представителей интересов развивающегося капитализма[20]. И там, и здесь вся сложность и многоаспектность мировоззрения петрашевцев сужается до капитализма и бюрократизма.
Самый крупный труд на английском языке — книга Джона Эванса «Кружок Петрашевского»[21]. Автор, видимо, не работал в архивах, не знает многих статей советских ученых, не знает книги В. Сливовской. Но это еще не большая беда, хуже то, что этот труд лишен самостоятельной концепции. В. М. Шевырин уже отмечал в своей рецензии на него[22], что автор в общем повторяет старые схемы своих западных учителей о Петрашевском как противнике революции, о либеральном характере кружка и т. д. Следует еще добавить, что в книге Эванса много фактических ошибок и неточностей: Петрашевский, по Эвансу, родился в марте, а не в ноябре (с. 15); утверждение, что группа инакомыслящих (Кашкин, Ахшарумов, братья Дебу) покинула кружок Петрашевского в октябре 1848 г., чтобы образовать кружок Кашкина (с. 60), — сплошная путаница, ибо Кашкин вообще тогда не был знаком с Пет-рашевским, а другие не покидали кружка Петрашевского, и т. д. Все эти недостатки сильно снижают ценность труда, рассчитанного на широкие круги интересующихся русской культурой и историей.
А самая серьезная и творческая работа на английском языке — статья Дж. Седдона «Петрашевцы: переоценка»[23], где в самом деле сделана попытка показать национальное своеобразие воззрений петрашевцев, особенно в свете их отношения к крестьянству, к общине, и раскрыть сходство и отличие их идей в сравнении со взглядами Белинского и Герцена и с позднейшими принципами народников.
В Советском Союзе за последние десятилетия появилось немало книг и об отдельных петрашевцах, боль-таинство из них — научно-популярного или даже беллетризованного характера[24].
Таким образом, может сложиться впечатление, что тема «петрашевцы» уже достаточно основательно изучена. Но это не совсем так. Нередко встречающаяся путаница в академических трудах и в школьных учебниках свидетельствует, что до основательности нам еще далеко[25].
8
Например, в книге «Петрашевцы» (М., 1965) утверждается: «В приговоре замысел устройства типографии был вообще опущен и не инкриминировался ни Спешневу, ни Филиппову» (С. 139). — Еще как инкриминировался! (См. Петрашевцы, М., Л., 1928. 3. С. 77, 199).
9
Увы, в нашей исследовательской литературе еще часто прямолинейно причисляют петрашевцев к последовательным революционным демократам; этим грешат работы В. Е. Евграфова, Ф. Г. Никитиной, К. И. Абрамова, Г. Я. Сергиенко и др. Иные, например В. А. Дьяков в книге «Освободительное движение в России 1825–1861 гг.» (М., 1979), склонны сближать петрашевцев с декабристами, именуя их «дворянскими революционерами», стоящими у «истоков» революционной демократий (с. 119–123). И. А. Федосов в обстоятельной книге «Революционное движение в России во второй четверти XIX в. (Революционные организации и кружки)» (М., 1958), добрая половина которой посвящена петрашевцам, допускает другие «выпрямления», в частности утверждая, что «Петрашевский проявлял колебания в сторону либерализма» (с. 366). Вот уж чему чужд был Петрашевский! Он мог в вопросах тактики проявлять осторожность, уклончивость, но никоим образом не либерализм.
10
В его книгах неоднократно, например, критикуется-статья В. Д. Лазуренко «Государственно-правовые взгляды М. В. Петрашевского» (Советское государство и право. 1971.-№ 11. С. 110–115), а также труды Я. Д. Дмитерко, Г. Я. Сергиенко и др. У А. Ф. Возного мы обнаружили всего несколько незначительных ошибок, например якобы агенты И. П. Липранди покупали табачную лавку Петра Шапошникова, расположенную в доме Петрашевского (1976. С. 42–43; 1985. С. 74). На самом деле эта лавка помещалась на Большом проспекте. Петроградской стороны, а в доме Петрашевского в Коломне агенты сняли помещение под свою собственную лавку без сделки с Шапошниковым.
11
См. также статьи:
12
13
См.:
14
15
16
См.:
18
19
20
См., например:
24
25
Некоторые примеры уже приводились выше. Еще один, особенно тревожный из-за миллионных тиражей книг для школы. Авторы учебника «История Украинской ССР» для 7–8 классов средней школы (2-е изд. Киев, 1984) В. Г. Сарбей, Г. Я. Сергиенко, В. А. Смолий пишут: «После ареста весной 1847 г…членов Кирилло-Мефодиевского общества… сорвались попытки установить деловые контакты между кирилло-мефодиевцами и революционным обществом петрашевцев, программа которого вам известна… Через год после кирилло-мефодиевцев жандармы арестовали и большинство петрашевцев» (С. 124). В этом небольшом абзаце нагромождено чуть ли не пять ошибок: никакие попытки установить контакты между группами неизвестны; нельзя называть все общество петрашевцев революционным; у общества не было программы, поэтому она никак не может быть известна учащимся; арестованы были петрашевцы через два года, а не через год после разгрома кирилло-мефодиевского кружка.