— Тогда почему ты вызвался приютить меня? — не унимаюсь я.
В этот момент мимо нас проходит какая-то тётка с орущим ребёнком на руках, и нам приходится отойти в сторону, чтобы уступить ей дорогу. Я решаю воспользоваться этот момент, поэтому быстренько стаскиваю коробку «Капитан Хруст» и бросаю в тележку, невинно поглядывая на вздыхающего Бена. Он задевает меня бедром и, не отвечая на мой вопрос, направляется за другими продуктами.
Хан и Лея могли бы забрать меня к себе, но тогда я бы часто оставалась одна. И если Бену так уж хочется быть в одиночестве, то приглашать девочку-подростка жить у себя кажется… странным. Хотя, возможно, мне стоит заткнуться и быть благодарной?
Мы заходим в отдел «молочки». Бен берёт цельное молоко, но я делаю вид, что меня сейчас стошнит, и возвращаю его обратно на полку. У него такая же реакция на обезжиренное, так что 1:1. Я проверяю коробку с яйцами и кладу её в верхнюю часть тележки, прихватив ещё и упаковку обычного йогурта. Он отлично идёт с хлопьями — получается своеобразное парфе. Типа того.
Бен вздыхает.
— Ты питаешься, как девяностолетняя старуха с раком желудка.
— Это называется ЗОЖ, — я одариваю его гаденьким взглядом, проверяя авокадо на спелость.
— Да, но какой ценой?
Я швыряю ему в лицо виноградину.
Вернувшись домой, нам удаётся убрать продукты в холодильник, и мы даже не тратим больше винограда впустую. Бен берёт горсть ягод и лениво жуёт, пока я болтаю с бабушкой по телефону о том, как устроилась, и о другой ерунде. Следуя за мной по пятам, Бен всякий раз преграждает мне дорогу, и ухмыляется, когда я пытаюсь сдвинуть его с места. Меня это дико раздражает, и я норовлю выбить виноград из его рук.
Бен потягивает бурбон и наблюдает, как я порхаю на кухне. Я замечаю, что он уже навеселе, и показаваю ему язык. А Бен лишь улыбается, опираясь на барную стойку, и небрежно закидывает себе в рот ещё винограда. От выпивки его щёки становятся розовыми.
— Я подброшу тебя до школы, всего двадцать минут езды, — он продолжает улыбаться и смотреть на меня, медленно пережёвывая виноград. — Волнуешься?
Я пожимаю плечами.
— Наверное. Не знаю.
Наступает вечер. Я не могу не думать о школе и том, что вряд ли заведу там друзей. Я стою на цыпочках и переставляю в кладовке Бена банки с супами в алфавитном порядке, а другие консервы — по их разновидности. Я стою к нему спиной, увлечённая занятием, и надеюсь, что он, наконец, свалит.
Но он подходит ближе. В гостиной тихо работает телек; Бен останавливается позади меня примерно в двух-трёх сантиметрах, практически вплотную, так что я чувствую спиной жар его тела. Он молча доедает остатки винограда, пока я всё расставляю по своим местам. Волосы у меня на затылке встают дыбом.
Бен вздыхает.
— Сливочно-томатный суп должен стоять перед обычным томатным, Рей. — Он тянется своей длинной рукой, чтобы поменять банки, и я ощущаю запах бурбона. — Ещё одна жертва никудышного образования в системе государственных школ.
Я бросаю на него взгляд и немного расслабляюсь от его задорного тона. Его тёмный взор, затуманенный алкоголем, буквально вонзается в меня; мы стоим… близко. Слишком близко. А я лишь хлопаю глазами и наблюдаю, как он пьёт бурбон, стоя передо мной в нескольких сантиметрах.
Я откашливаюсь.
— Значит, я не могу приводить сюда друзей?
— Нет, — Бен поднимает брови. — Особенно мальчиков.
— Окей, папочка. А что, если я лесбиянка?
Он фыркает от смеха, чуть не расплескав на меня виски, а я самодовольно наблюдаю, как Бен, подавившись, кашляет и пытается прийти в себя.
— Тогда ты не забеременеешь, — хрипит Бен.
Ах, так вот оно что! У меня моментально рушится весь настрой, и я пихаю его с дороги. Он осушает свой вискарь и следует за мной с пустым стаканом, но потом возвращается обратно, чтобы налить себе ещё. Я стремительно поднимаюсь наверх, сжимая кулаки.
— Я не собираюсь брать пример с мамы и залетать, учась в школе! — огрызаюсь я.
— Рей, ну перестань, я просто…
Я врываюсь в комнату и хлопаю дверью.
В конец раздражённая, я меряю шагами комнату, и грызу ногти. Мама забеременела мной в том же возрасте, в каком я сейчас, и родила меня прямо перед выпускным. Скоро мне исполнится семнадцать и уж чего я точно не хочу, так это пойти по её стопам. Весь мой опыт состоит в том, что я целовалась с одним парнем, и разок позволила ему пощупать себя за сиськи; даже близко не было ничего такого, от чего я могла бы забеременеть.
Через час Бен стучит в дверь. Я не отвечаю, но он всё равно входит. Я накрываюсь одеялом с головой, на что Бен вздыхает и садится на кровати рядышком со мной. В его стакане звенят кубики льда — он продолжает пить.
— Извини, — бормочет он и делает глоток. — Всё же мальчики-подростки такие мудаки.
— Вообще-то я не идиотка.
— Конечно, — Бен стягивает с меня одеяло и убирает волосы с моего лица. — Но ты — хорошая девочка, а они первым делом охотятся на таких хороших девочек, как ты.
Я сердито на него смотрю. На нём — фланелевые пижамные штаны и белая майка, но в комнате так темно, что едва ли я могу разглядеть его лицо. Я с раздражением отмахиваюсь от него и сажусь на кровати, скрещивая на груди руки.
— Я не такая наивная, как ты думаешь.
Лунный свет касается лица Бена, освещая его лёгкую улыбку. Он пристально смотрит на меня, делая ещё один глоток и протягивает мне стакан. Я бросаю взгляд на янтарную жидкость, и затем в его тёмные глаза. А потом вырываю из его рук бокал, расплёскивая всё вокруг, и делаю глоток.
Мне раньше доводилось пить вино, но гадость, которую я пробую сейчас, оказывается просто несусветной. Я начинаю кашлять и выплёвываю виски обратно, а Бен ржёт, отказываясь забирать стакан. Я со стонами прикрываю рот. О, боже. На вкус, как собачье дерьмо.
— Нет, нет, — упрекает он меня. — Теперь ты должна это допить, — он проводит кончиком языка по верхней губе. — Знаешь, что — выпьешь полный стакан, и я позволю тебе сесть за руль, когда поедешь в школу.
— Идёт, — произношу я, кашляя.
Бен возвращается с бутылкой бурбона и двумя стопками. Сдвинув одеяло в сторону, я начинаю настраиваться, размахивать руками и делать глубокие вдохи и выдохи. Бен тем временем разливает напиток, а моё сердце усиленно колотится. Это, наверное, самая сумасшедшая вещь, которую мне когда-либо приходилось делать.
Он садится рядом, складывая ноги по-турецки, и позвякивает бокалами. По окну барабанит дождь, и я смотрю на раздвижную стеклянную дверь.
— Формально, это даже и не стакан, — произношу я, глядя в темноту.
— Шоты идут гораздо легче, когда имеешь дело с крепкими напитками, — Бен, не дрогнув, опрокидывает первую стопку. — Кроме того, это неплохая практика для будущих вечеринок, — он вздыхает и наливает ещё, качая головой. — Уверен, тебя будут приглашать на них. И да поможет мне Бог.
Я жмурюсь и отпиваю половину стопки, на что Бен смеётся и дотрагивается до моей руки, заставляя допить до конца. Я так и делаю, драматично зажимая рот. Жар от алкоголя проходится по всему телу.
— Я не хожу на всякие тусы, — я пытаюсь откашляться.
— Будешь ходить. Ты такая же красивая, как и Кира.
После следующих двух стопок, у меня кружится голова и дико тянет в сон. Бен наблюдает, как я покачиваюсь из стороны в сторону, пытаясь сохранить вертикальное положение. Алкоголь отходит на второй план, и, рухнув к Бену на колени, я принимаюсь жаловаться о том, как я устала и как сильно ненавижу дождь. Он проводит пальцами по моим волосам. В ушах дико звенит.
— Я всегда охочусь за хорошими девочками.