– Что? – Она явно не ожидала такого.
Хорошо, что в баре приглушили свет. Лика точно не заметила, как Миша покраснел.
В тот вечер они гуляли по городу. Дошли пешком до Невского, заглянули в какой-то жуткий бар на Думской: разношерстная публика под градусом, пьяная молодежь – и Лика напротив, такая непохожая на всех этих людей. Миша смотрел на нее, и ему было как-то непривычно хорошо.
На первых порах их роман получился стремительным и немного нервным.
Он был ее первым мужчиной, а она – первой, с кем он стал мужчиной. Такая вот несложная комбинация совпадений.
Уже через месяц Лика переехала к нему в небольшую квартиру на Мойке, что досталась от бабушки. Они покрасили стены в темно-серый цвет, развесили фотографии Венеции и Парижа. Решили, что обязательно поедут туда вместе – будут кататься на гондоле и непременно побывают на могиле Моррисона[12].
Лика с самого детства обожала истории про бабушек с дедушками, проживших вместе всю жизнь, душа в душу и как-то умудрявшихся не ущемлять прав друг друга.
В разговоре с подругой, что упорно наращивала женский опыт, весьма часто употребляя в своих рассуждениях слово «бывший», Лика искренне смотрела на нее с удивлением. Просто с удивлением. Без осуждения…
– Так странно, а у меня нет бывшего!
Телефон снова зазвонил. Господи, как в голове-то шумит!
Лика взяла телефон в руки, чтобы отключить, но на экране высветилось имя: Жорж. Саксофонист и друг. Они давно выступали вместе и скурили не одну пачку сигарет, выпили не одну бутылку вина, много говорили о джазе, смеялись и слушали вместе Майлза Дэвиса, которого оба боготворили.
Однажды Жорж серьезно сказал, что фотография Дэвиса висит у него в спальне и он с ним постоянно разговаривает и советуется. Лика совсем даже не удивилась. В Дэвисе была та огненная страсть, что не оставляет выбора. Ты либо отдаешься ей без остатка, уходишь в метафизику и творишь что-то гениальное, либо добровольно принимаешь решение освободиться.
– Я уже испугался, что ты не возьмешь трубку. Привет! Сегодня играем в одном крутом клубе. Только что открылся. Хозяин – большой любитель джаза. Ты меня слышишь?
– Слышу. Смешно, – спокойно ответила Лика.
– А что смешного? По-моему, здорово, что такие чуваки еще остались!
– Да, наверное. Рада за него.
– А за нас? Хотел обрадовать, что сегодня концерт и обещали хорошо заплатить. Ты что-то суровая.
Вспомнилось, как Михаил впервые признался ей в любви: оделся как рыцарь, взял латы напрокат в каком-то театре. Не лень же было…
– Сволочь! – вырвалось у Лики.
– Что?
– Прости, я не тебе. Потом все расскажу. Во сколько встречаемся?
– Ровно в 16 чекаемся. Адрес сейчас пришлю в «телегу».
– Жорж, – услышала Лика в трубке раздраженный голос жены друга. – Ты когда-нибудь можешь…
– Пока! Надень красное платье. У тебя такое блестящее есть, – произнес Жорж почти скороговоркой. – Все. Целую, пока.
– Ты даже дома умудряешься быть сам по себе. Как будто меня вообще не существует. – Жена Жоржа вошла в комнату и недовольно смотрела на него.
«Откуда у тебя этот высокомерный взгляд?» – подумал он. Но вместо этого сказал:
– Только не начинай, прошу.
Меньше всего ему хотелось сейчас выяснять отношения. Его измотали эти разговоры с нарастающими, как ураган, претензиями. Он начал задумываться о том, чтобы вот так тихо, никому не объявляя, собрать свой небольшой чемодан и выскользнуть из квартиры незамеченным. Сам Жорж не был в восторге – ни от себя, ни от таких мыслей, но регулярные истерики жены уже порядком надоели. Иногда ему казалось, что это вообще какая-то другая, чужая женщина, которую он не знает. Стоит теперь перед ним и требует того, чего он ей дать не может.
Единственное, чего он хотел, – играть. Ну, может быть, еще в перерыве выкурить пару сигарет и выпить пятьдесят граммов виски. Хотелось хорошего, но пил что давали.
– Чего ты хочешь от меня?
– Ты не задумывался, когда мы в последний раз проводили вечер вместе?
– Ксю, ну не начинай!
– Я не Ксю. Меня Ксенией зовут. И знаешь, я – твоя жена, а не пустое место, которое ты все время пытаешься обойти.
– Все не так. Я, между прочим, работаю и зарабатываю, чтобы тебе было хорошо.
– Мне? Хорошо? Ты серьезно?
– Абсолютно.
– А мне плохо, представляешь? Я с ребенком – с утра до вечера. А от тебя только «привет-пока». Но со своей певицей ты можешь сутками болтать!
– Мы говорим о работе.
– Да, конечно. О работе. Вы треплетесь о своем джазе. Что, разве не так? Вы – родственные души. Вот в чем дело. А я – так… Всего лишь жена и мать твоего ребенка, которая не способна заценить фьюжн[13].
13
Фьюжн (от