Затонский обрадовался и смутился от неожиданного предложения.
— Считаю за честь работать рядом с вами, Владимир Ильич.
— Будем решать вопросы без комплиментов и высоких слов, товарищи, — сказал на это Ленин. — Таким должен быть стиль работы всех советских учреждений.
Шахрай поддержал идею Ильича: конечно, Украина должна иметь представителя при Совнаркоме. Медведев сказал, что нужно посоветоваться с товарищами в Харькове. Ленин согласился:
— Безусловно. Свяжитесь по прямому проводу. Но самое главное — не оттягивайте выезд в Брест. Я передам Троцкому, Крыленко, Залкинду, чтобы они как можно скорее договорились с немцами о вашем приезде.
5
Вошел секретарь Горбунов.
— Владимир Ильич, с вами хочет говорить американский посол.
На лице Николая Петровича удивление: звонит лично посол государства, не признающего Советского правительства и до сих пор не сделавшего ни одного шага к установлению хотя бы каких-либо отношений, если не считать частной инициативы Робинса. Горбунов не понимал причины неожиданного звонка. Ленин сразу догадался. Усмехнулся над удивлением секретаря и над вынужденным демаршем Френсиса. Представил, как нелегко было спесивому американцу обратиться к премьеру Советского правительства.
Ленину хватило одной минуты, чтобы выработать план разговора. В дипломатии имеют значение не только слова, их смысл, но и форма диалога — тон, паузы и многое другое. Нельзя взять трубку слишком поспешно, но нельзя и испытывать терпение самолюбивого собеседника.
Владимир Ильич снял трубку телефона, сказал по-русски:
— Я слушаю.
В трубке, где было меньше посторонних шумов, чем вчера, — хорошая погода! — пророкотал английский баритон:
— Господин премьер-министр?
Владимир Ильич ответил по-английски:
— Да, Ленин. Я слушаю вас.
— Господин премьер… — Голос Френсиса словно прервался, не по вине телефона, конечно. Ленин почувствовал, что дипломатический лев, съевший зубы и слизавший язык в разговорах с королями, президентами, премьерами, волнуется, снова усмехнулся, повторил:
— Я слушаю вас, господин посол.
— В качестве дуайена дипломатического корпуса я имею честь просить вас, господин премьер-министр, принять послов в шестнадцать часов. Мы считаем своим долгом вручить правительству вашей милости меморандум по случаю беспрецедентной акции — ареста нашего коллеги посланника Диаманди и членов румынского посольства.
Ленин внимательно слушал, отмечая, что волнение в голосе Френсиса исчезает и появляются угрожающие нотки; так говорит человек, привыкший диктовать свою волю или, точнее, волю своей страны.
Ленин сказал спокойно, вежливо:
— Господин посол, я не начинаю наш с вами разговор с протеста и возмущения Советского правительства действиями румынских властей. Я согласен: для того чтобы выслушать мнение обеих сторон, необходима встреча. Ровно через час я дам вам ответ, смогу ли принять послов.
Положив трубку, Ленин весело посмотрел на Горбунова, который, хотя и не понимал по-английски, наконец догадался, что взволновало посла, о чем шла беседа.
— Что ж, — сказал Владимир Ильич, потирая руки — не от удовлетворения — от некоторого возбуждения, — будем, Николай Петрович, готовиться к дипломатическому приему, учиться новому делу. — И, заметив, что Горбунов не все понимает, объяснил: — Просится весь корпус.
— Из-за румын?
— Да.
— Будут протестовать?
— Будут. Но и мы получим возможность высказать протест и защитить наших солдат так, чтобы это стало известно мировой общественности.
— Не поднимут ли шум некоторые из наших?
— Кто? Бухарин? Урицкий? Пусть пошумят. Их нужно приучать к мысли, что мировая революция не произойдет завтра. Нам придется говорить с капиталистами не только языком пушек. Придется садиться с ними за стол переговоров, так, как мы сели с немецкими империалистами. И мы должны научиться вести любые переговоры — о мире, о торговле, — лучше, чем ведет их Троцкий в Бресте. Не скажу, как долго, но сосуществовать нам придется. Поэтому учитесь организовывать дипломатические приемы, дорогой Николай Петрович, — засмеялся Владимир Ильич.
— Что для этого нужно?
— Сегодня? — Ленин на минуту задумался. — На посты в Смольном больше матросов. Матросы производят впечатление. А в комнате секретариата — вешалки для посольских пальто и шуб. Не принимать же их в шубах.
Что принять послов необходимо — Ленин решил сразу, во время разговора с Френсисом. Послы стран Антанты вынуждены пойти на первый контакт с Совнаркомом. А это уже в определенном смысле косвенное признание де-факто власти большевиков — что бы потом ни говорили. Нельзя считать серьезными левацкие крики о том, что, дескать, с буржуазией у пролетарского правительства не может быть никаких контактов. Глупости! Живя на одной планете, мы вынуждены сосуществовать, товарищи «левые»!
Наконец, Ленин не боялся, что пролетарии мира осудят акцию Совнаркома в ответ на румынскую провокацию — арест русских революционных солдат. Наоборот, был уверен, что солдаты воюющих стран будут приветствовать это. А потому нужно придать инциденту наибольший резонанс. Факт приема послов Председателем Совнаркома раструбят все западные газеты. Сенсация. И нам это на пользу.
Владимир Ильич тут же позвонил Сталину, проинформировал о разговоре с Френсисом и повторно попросил срочно связаться с Брестом и дать знать делегации о конфликте с Румынским королевством, о принятых Совнаркомом мерах. Вчера Сталину не удалось связаться, или, может, он не придал инциденту такого значения, какое придавал Ленин.
— Попросите, чтобы представитель делегации после четырех был у прямого провода. Мы сообщим о результатах переговоров с дипломатическим корпусом.
Ленин связал все в один узел. Срочность информации необходима не только для учета делегацией всех аспектов в переговорах, но и для того, чтобы о решительных мерах в защиту революционной дивизии узнали немцы. Пусть попадет в газеты Четверного союза: вот как Советское правительство заботится о боеспособности фронтовых частей. Такие факты могут принудить Кюльмана быстрее подписать мир.
Послов следует принять — сомнения не было ни на миг. Но Френсису нужно было дать понять, что, во-первых, не ему назначать время, во-вторых, премьер считает необходимым посоветоваться с правительством. Прием не должен оказаться малозначительным фактом. Ленин советовался с членами ЦК, Совнаркома. Почти все поддержали Председателя Совнаркома. Даже Николай Иванович Бухарин, который, как никто, умел запутать самый простой вопрос, создавать проблемы и учинять обструкции, неожиданно согласился, что послов нужно принять.
Рассудительный Свердлов сказал, что время приема не стоит менять. Нет сомнения, что Френсис в своей типично американской самоуверенности сообщил послам, что прием будет в шестнадцать. При нынешней телефонной связи в Петрограде и из-за дезорганизации курьерской службы в самих посольствах ему нелегко будет за каких-то два-три часа оповестить послов о новом времени.
Ленин согласился: поскольку мы заинтересованы в присутствии всего корпуса, создавать трудности не нужно.
Ровно через час Ленин позвонил в американское посольство. Но связаться с Френсисом не удалось. Тогда Владимир Ильич написал записку на английском языке:
«Дэвиду Р. Френсису, американскому послу
1.1. 1918 г.
Петроград
Сэр, не будучи в состоянии связаться с Вами по телефону в 2 часа, как было условлено, я пишу, чтобы сообщить Вам, что я был бы рад встретиться с Вами в моем кабинете — Смольный институт, комната 81 — сегодня в 4 часа дня.