Выбрать главу

Ни Раутского, ни Метелицына не было среди них. На открытой веранде клуба, невидимый за деревьями, играл вальсовые мелодии духовой оркестр.

Япончик предложил пойти посмотреть лакированную машину, на которой в лагерь приехал генерал, но Дуся отказался.

В смутном, тревожном раздумье он отошёл в сторону от других и, прислонившись к дереву, стал смотреть на озеро. Мелкие тёмно-синие волны гуляли теперь у острова. Он походил на свежую, зелёную клумбу и уже не казался Дусе таким загадочным, как раньше. Берег озера у пирса почти совсем опустел: все направились наверх, и там сразу стало шумно и очень весело. Между стволами деревьев было видно, что приехавшие гости взялись за один конец каната, а нахимовцы, в большинстве новички, — за другой и в шутку стали перетягивать канат. Полный пехотный генерал с красивой седеющей головой весело подавал команды. Ему мешала одышка. Было жарко, и он всё время утирал лоб платком. К Дусе доносились крики и дружные взрывы смеха.

Вдруг кто-то положил ему руку на плечо. Дуся обернулся — перед ним стоял Метелицын.

— Здравствуйте, — пробормотал Дуся робко.

Метелицын, не отвечая, внимательно посмотрел вокруг.

— Вас кто-нибудь заметил тогда? — спросил он глухо.

— Не знаю, — растерянно признался Дуся. — Мы думали, что нас никто не заметил, а капитан-лейтенант Стрижников говорил — заметили.

Метелицын молчал, и тёмные глаза его из-под широкого лба смотрели угрюмо и озабоченно.

— Это, может быть, и не нас заметили, — тихо сказал Дуся.

— Да уж, не нас! Кого же? — Он опять тягостно замолчал. — Шлюпку тоже в кустах нашли, — сказал он мрачно. — Теперь Раутскому отвечать придётся.

— Раутскому?

— Ну да. Он же был дежурным по пирсу, ему и отвечать. Это, брат, серьёзное дело — казённое имущество не уберечь.

— Так ведь как же… — начал было Дуся.

— Вот так же! — сказал Метелицын. — А если про вас узнают, так ещё хуже будет: тут в прошлом году девочка одна утонула из пионерского лагеря. С тех пор у нас особенно строго. Сейчас они думают, что шлюпка была не привязана и её отогнало ветром. А если узнают, начальник училища этого так не оставит.

— Может быть, не узнают, — уныло проговорил Дуся.

— Узнают или не узнают, а всё равно придётся сказать, — неожиданно заключил Метелицын. — А иначе придётся Раутскому за всё отвечать. У него за всю службу ни одного замечания не было. Что же мы, его подводить будем?

— Как же быть-то? — растерянно спросил Дуся, удивлённый таким неожиданным поворотом дела.

— Вот так и быть: в случае чего вы ни слова не говорите про Раутского. Скажите, что это всё я один делал. Понятно? В сущности, ведь он действительно ни при чём. Понятно?

— Понятно, — повторил Дуся, чувствуя, однако, какую-то неясность в душе.

— Ты так и приятелю своему скажи. Ясно?

— Тропиночкину? Он заболел. Его в лазарете оставили.

— Вот тебе раз! — Метелицын нахмурился вновь. — Должно быть, простудился на озере. Теперь особенно круто всё повернётся.

— Неужели круто? — совсем огорчился Дуся.

— Ну, посмотрим ещё. Только бы меня из училища не отчислили. Ты иди теперь и помни, что я тебе сказал. — Метелицын мягко подтолкнул Дусю в плечо, и Дуся медленно пошёл к лагерю, встревоженный и смущённый.

Надо было обдумать всё, что он узнал. Как было бы хорошо поговорить теперь с Тропиночкиным, но это невозможно: в лазарет не пускают и, верно, не пустят ещё целых два дня. Дусе казалось, что вот-вот должно что-то случиться. Но, странное дело, уже наступило время обеда, а ничего не произошло.

После обеда все пошли на концерт. Больше всего Дусе понравились жонглёры и акробаты. После них на сцену вышел клоун и тоже расстелил ковёр и пытался всё делать, как акробаты, но у него ничего, конечно, не получалось, и он стал очень смешно снимать свои огромные ботинки и широченные брюки и одну за другой штук двадцать жилеток, которые оказались на нём.

Дуся невольно смеялся вместе со всеми.

Затем девушка стала играть на скрипке нежную, грустную пьесу, и Дуся, слушая её, вспомнил Метелицына: как он шагал позади строя, лицо его было пасмурным и взгляд тёмных глаз казался тяжёлым и печальным. А потом этот Метелицын появился под фонарём у будки и весело говорил Раутскому: «Но тут же только один малыш, а где остальные?»

И Дусе вдруг представилось, что всё это было когда-то давно-давно. Ведь тогда Тропиночкин ещё сидел на острове, а теперь он в лазарете и видеть его нельзя. Метелицыну же грозит исключение из училища, тогда как виноваты только они. Когда всё выяснится, им, наверное, не выдадут ни погон, ни ленточки на бескозырку. Что, если поставят их позади строя? Или совсем отчислят из училища? И придётся снова надевать свои короткие штаны и длинные чёрные чулки с резинками, заштопанные на колене. И тётя Лиза станет горестно говорить: «Эх, ты!» А бабушка, притворяясь спокойной, утешать её: «Ну ничего, что же теперь делать. Значит, не получился из него моряк — не в отца вышел…»

Дуся почувствовал, что слёзы щекочут щёки. В это время скрипка смолкла, раздались рукоплескания. Он едва успел вытереть глаза, как в зале зажёгся свет.

— Парамонов, ты что это? Плакал, да? — спросил Япончик.

— Ничего я не плакал, — отвернулся Дуся. — Сам ты, может быть, плакал.

Мальчик молча пошёл с ним рядом.

— Знаешь что? — сказал он. — Давай завтра наберём для Тропиночкина малины. Я знаю хорошее место — там она ещё есть, спелая, спелая. Ладно?

— Ладно, — согласился Дуся, — наберём.

До ужина так ничего и не случилось, а потом начались танцы, и, когда стало уже темнеть, гости поехали на станцию. Их провожали всем лагерем.

Дуся видел, как садились в автобус акробаты в серых спортивных плащах и одинаковых шляпах, с одинаковыми чемоданчиками в руках. Потом появился невысокого роста, но очень важный и серьёзный человек. Он остановился у автобуса и посмотрел вокруг с сознанием своего достоинства и превосходства.

«Где-то я его видел», — подумал Дуся.

— Это клоун. Смотрите, это клоун! — зашептал Колкин.

Клоун, заметив оживление среди мальчиков, грозно нахмурился и скрылся в машине.

Оркестр заиграл попурри и потом вальс «На сопках Маньчжурии».

И долго ещё после того, как машины отъехали и лагерь, казалось, опустел и затих, плыли над лесом широкие, мягкие волны звуков.

ОТКРОВЕННЫЙ РАЗГОВОР

Узнав, что в лодке, прибитой к берегу грозой, были воспитанники, да притом двое из младшей роты, капитан первого ранга Бахрушев вызвал к себе Стрижникова и долго говорил с ним.

Он сказал, что такое нарушение не может быть оставлено без внимания, что необходимо установить, кто из новичков был в лодке, и настойчиво предостеречь от нарушения правил в лагере и училище.

— Надо, чтобы священное для моряка чувство дисциплины укрепилось в молодых нахимовцах с первых же дней, с первых шагов в нашем коллективе!.. Что касается Метелицына, — продолжал начальник, — то я склонен отчислить его из училища, однако мичман Гаврюшин очень его отстаивает.

— Разрешите мне тоже просить вас не принимать пока окончательного решения о Метелицыне, — сказал Стрижников. — Мне кажется, что ещё не все обстоятельства этого «путешествия» по озеру вполне ясны. Тут есть какие-то дополнительные обстоятельства, ещё неизвестные нам. Я хотел поговорить с воспитанником Раутским, но вчера его послали с поручением в город. Может быть, и мои воспитанники разъяснят что-либо.

— Хорошо, — сказал капитан первого ранга, — подождём.

Он сделал ещё указания, касающиеся отъезда на станцию, и отпустил капитан-лейтенанта.