— Ты словно нарочно без конца прикладываешься…
Он делал это не нарочно. Теплая невкусная вода не утоляла жажды.
— Когда в животе полно воды, не чувствуешь так сильно голода, — просвещал его всезнающий Сотирис.
И Петрос находил, что тот прав.
Все говорили, что зимой наступит голод. Петрос и Сотирис не могли понять, какого еще голода ждут: ведь и теперь они постоянно хотели есть. Особенно Сотирис. За столом нельзя было попросить добавку или накрошить в суп побольше хлеба, чтобы насытиться.
— Скоро я свяжу платье и получу за него буханку хлеба, — сказала однажды мама.
Папа считал, что до зимы все образуется. Он, как и раньше, не отходил от приемника. Мама, судя по ее словам, была бы очень рада, если бы все радиоприемники опечатали тройной печатью.
— Успокойся, — говорил ей дядя Ангелос, выкладывая на стол свое жалованье.
Петрос ни разу в жизни не видел такой уймы денег.
— Что ты глазеешь? Скоро я буду привозить свое жалованье на тележке, но этих денег не хватит даже на кило фасоли, — усмехался дядя Ангелос.
Когда мама с папой ссорились за обедом или за ужином, Антигона, не доев своей порции, вставала из-за стола и уходила в детскую. Петрос мечтал, чтобы сестра не вернулась и ему разрешили съесть ее долю. Но мама пододвигала тарелку Антигоны к себе, а потом, разогрев остатки супа или фасоли, кормила дочку на кухне.
В тот день за ужином Петрос подумал: хорошо бы через много, много лет рассказать, как дедушка: «Помнится, однажды, лет тридцать назад…»
Как-то недавно он ходил в конец квартала, где за домами возвышался небольшой холмик. Там он рылся самозабвенно в земле среди камней, отыскивая осколки зенитных снарядов. Они с Сотирисом подвешивали их как грузы к бумажным голубям, которых запускали с террасы. Когда стало смеркаться, Петрос нехотя направился к дому. Вскоре, наверно, там зажгут свет, маленькие лампочки, похожие на ночники; читать при них почти невозможно — болят глаза. Немцы запретили жечь в домах много электричества — «ферботен». Теперь Петрос хорошо знал значение этого слова. Во всех комнатах сменили лампы, только в столовой горела более яркая. Ее спустили низко над столом, так, что она отбрасывала светлый круг на дедушкин пасьянс. Карты блестели, и дедушка путал валетов с королями и бубны с червями. Поэтому у него теперь гораздо чаще сходился пасьянс, но какой толк: что ни задумывал дедушка, ничего не сбывалось. Петрос прекрасно знал, о чем тот мечтает: о блюде пехлеви́[19], обильно политого сиропом.
Сегодня вечером он попросит Антигону поиграть с ним в живые картинки, чтобы скорей прошло время до сна. Кого бы ему изобразить, чтобы сестра не догадалась?..
— Эй, мальчик…
Голос доносился словно из-под земли. Тут Петрос увидел возле себя яму, прикрытую досками. Туда бросали всякий мусор, потому что телеги с городскими ассенизаторами появлялись редко. Наклонившись над ямой, Петрос раздвинул доски.
— Не бойся, — послышался опять тот же голос.
Петрос не испугался. Он лишь изумился, обнаружив в мусорной яме мужчину в пижаме. Не сумасшедший ли это?
— Ты знаешь, где улица Аристоме́ниса? — нетерпеливо спросил мужчина.
— Тут поблизости.
Петрос, конечно, хорошо ее знал. Там на пустыре они играли с Сотирисом в футбол.
— Можешь ты пойти туда в дом пятнадцать, постучать в дверь и сказать, что тебя прислал Миха́лис? — Голос звучал еще более нетерпеливо и в то же время умоляюще.
— Какой Михалис?
— Я.
— А вы не сумасшедший? — отважился спросить Петрос.
— Возможно… чуть-чуть, но не опасный, — невольно улыбнулся незнакомец. — Я хочу вернуться домой. Поторопись, а то обнаружат, что я сбежал из больницы, и станут повсюду меня разыскивать. Скажи: меня, мол, прислал Михалис, ему нужна одежда.
Точно устав от длинной речи, мужчина замолчал, тяжело дыша.
— Кому сказать это?
— Тому, кто откроет тебе дверь. Только быстрей.
В прошлом году дедушка получил контрамарку на спектакль и взял с собой в театр Петроса. В пьесе рассказывалось о короле, которого дочери как безумного прогнали из дома, и он скитался по разным странам и царствам в поисках пристанища.
Короля звали Лир, вспомнил наконец Петрос. Может быть, и этот человек на самом деле не сумасшедший, а просто дочери, чтобы избавиться от него, запрятали его в больницу. Но на короля, конечно, он ничуть не похож, и у того длинная борода развевалась по ветру. Хотя щеки незнакомца тоже ввалились, и глаза блестят как в лихорадке.