— Ах, как ты выросла! — воскликнула мама с отчаянием в голосе, поразившим детей.
Мама взялась связать кофты директрисе Антигоны и ее дочерям в счет платы за обучение. Часто по вечерам, когда Петрос помогал ей распутывать нитки и наматывать их на клубки, он думал о том, что Антигона, как и он, прекрасно могла бы учиться в государственной школе, и маме тогда не пришлось бы мучиться с грубой козьей шерстью, больно коловшей руки. Но мама и слышать об этом не желала.
Здание частной школы «Парфенон» забрали немцы, и девочки занимались теперь в редакции одного журнала. Они сидели по две на одном стуле, а после конца уроков убирали стулья в соседнюю комнатушку, потому что в пять часов приходили на работу сотрудники редакции. Вернувшись однажды домой, аккуратная Антигона, вопреки обыкновению, швырнула портфель на кровать и, закрыв дверь детской, посмотрела на Петроса горящими от возбуждения глазами.
— Знаешь, кто директор журнала?
— Какого журнала? — с недоумением спросил он.
— В редакции которого мы занимаемся.
— Кто же? — равнодушно откликнулся Петрос, совсем не стремившийся это узнать.
— Костас Агаринос!
— Ну и что?
Антигона тут же принялась рассказывать: сегодня, когда они перед занятиями расставляли стулья, то увидели в углу стопку журналов «Пегас». Внизу на обложке было набрано красивым шрифтом: «Директор Костас Агаринос».
— И что еще я нашла! — воскликнула она, захлебываясь от восторга, и показала листок бумаги, где было выведено каллиграфическим почерком: «Приду в восемь. Костас Агаринос».
Не успел Петрос спросить, ей ли адресована записка, а если нет, то зачем она ее взяла, как Антигона заговорила опять:
— Разве не замечательная записка? Я взяла ее себе на память.
Сложив листок, она спрятала его в какую-то книгу и принялась снова болтать, но Петрос не мог долго выслушивать ее излияния. Ему надо было срочно разыскать Сотириса: у них были свои дела…
Со школой Петроса дело обстояло еще хуже. Ее помещение заняли карабинеры, и уроки проходили в бывшем гараже, где на земляном полу застыли масляные пятна и от огромной железной двери, даже закрытой, несло холодом. В каждом углу там рассаживалось по классу, и если не приходил какой-нибудь учитель, то два, а иногда и три класса сливали. В двенадцать уроки кончались, потому что учеников начальной школы сменяли гимназисты. По дороге домой Петрос часто встречал Янниса, идущего на занятия. Из семидесяти ребят в классе Петроса в школу являлось не больше двадцати. Господин Лукатос теперь не проверял по списку присутствующих и не спрашивал: «Почему ты опоздал?», если кто-нибудь появлялся среди урока. Он уже не кричал, размахивая указкой: «Молчать!» — и не повторял своей любимой фразы, которую все знали наизусть и даже шиворот-навыворот: «Я отправлю тебя колоть дрова». Придя в первый раз после перерыва в школу, ребята с трудом узнали его. Он встретил их словами: «Мои милые детки» — и спросил, завтракали ли они. Руку подняла одна Нюра, дочка пекаря.
Как-то раз Яннис сказал при встрече Петросу и Сотирису, что они ему скоро понадобятся, и мальчики стали приходить в пять часов к гаражу и поджидать Янниса. Сначала Петрос думал, что Яннис хочет узнать что-нибудь об Антигоне, но тот даже не спрашивал, как она поживает. Однажды, обняв Петроса и Сотириса за плечи, он повел их по переулкам к большому шоссе. Взобравшись на насыпь, они смотрели, как мимо них проезжали огромные немецкие грузовики, от тяжести которых, казалось, должен осесть асфальт.
— Черт побери, что они везут? — спросил Сотирис.
— Боеприпасы, — ответил Яннис, вынимая что-то из-за пазухи. — Проколем у них пару шин? Как вы считаете? — И он бросил на мальчиков лукавый взгляд.
— Но как? — подскочили те.
За пазухой у Янниса был спрятан бумажный пакет, полный коротких толстых гвоздей с большими шляпками. Ребята принялись с увлечением бросать их на шоссе, точно это было конфетти. Потом, притаившись, ждали, когда, тяжело пыхтя, пройдет первая машина. Вдруг раздался громкий хлопок, похожий на пистолетный выстрел. Сотирис и Петрос припали к земле. Яннис шепнул им:
— Лопнула шина, лопнула! — И кадык радостно подпрыгнул у него на шее.
Спрятавшись за насыпью, они не сводили глаз с тяжелого грузовика, остановившегося поблизости; мотор его продолжал стучать. Из кабины вылез немец, потом появились еще два, и они стали менять колесо.
— Им хватит работы на час, не меньше, — сказал Яннис. — Здесь у нас настоящий заслон.