МАЛЕНЬКИЕ ЦАРИЦЫ
Только Шура, Мура и Нюра во всем квартале были по-прежнему кругленькие и пухлые, как французские булочки. Их давно уже прозвали маленькими царицами, потому что в пекарне у их отца висел портрет русского царя. Теперь пекарь и сам стал царем в своем квартале, так как мука ценилась дороже, чем царские сокровища. Где он ее доставал? Одни говорили, что он сотрудничает с итальянцами, другие — что с немцами… Он выпекал серые круглые караваи и продавал их из-под полы по золотой лире за штуку. Ни у кого из соседей не было золотых лир, а Петрос в жизни своей даже не видел таких монет.
Люди продавали все до последней нитки, а пекарь скупал все подряд для своих дочерей. Старшая, Мура, носила на шее крестильный крестик Антигоны, хотя на нем вязью было вырезано имя его прежней владелицы. Антигоне подарила крестик ее крестная, Великая Антигона, и дедушка часто повторял с гордостью:
— Что ни говорите, он из чистого золота!
— Он из чистого золота, — сказала и мама жене пекаря, отдавая ей крестик.
Вместо денег она получила за него пакет серой муки, из которой замешивала блинчики и жарила их на темно-коричневом оливковом масле, раздражавшем горло. Блинчики заглушали голод. Мама продала и свое обручальное кольцо; оно не слезало с ее распухшего пальца, и, чтобы распилить его, пришлось идти к слесарю.
В воскресные вечера, разрядившись в пух и прах, маленькие царицы усаживались перед витриной пекарни. Антигона с ненавистью смотрела на Муру, носившую ее крестик. Нюра держала на коленях фарфоровую куклу с настоящими волосами и причесывала ее.
— Это моя кукла, — сказала Петросу Але́ка, третьеклассница, учившаяся в той же школе, что и он. — Ее зовут Эвфроси́ни, как мою бабушку. У нее есть сундучок с платьицами. Их шила бабушка. А Нюра зовет теперь куклу Ни́ца.
Алека и Петрос стояли перед витриной пекарни, и девочка, постучав по стеклу, погрозила пальцем Нюре.
— Она выдернет ей все волосы, — сердито пробормотала Алека.
Шура и Мура вышивали цветными нитками подушки. Рядом с ними стояла обвитая голубой лентой соломенная корзиночка для рукоделия, хорошо знакомая Петросу. Он вместе с ребятами своего класса — они учились тогда в третьем — подарил ее на свадьбу своей учительнице. Для этого он вынул из копилки пять драхм. Муж учительницы, тоже учитель, вернулся с войны без руки.
Маленькие царицы жили над пекарней, на втором этаже. Перед входом в пекарню выстраивалась длинная очередь за хлебом, а возле соседней двери, ведущей в квартиру пекаря, всегда стояло несколько женщин со свертками в руках. Никто в квартале не любил семью пекаря, но все любезной улыбкой встречали его, жену и их дочерей в надежде получить немного серой муки, подчас совсем червивой.
Глава 3
РАБОТА СОТИРИСА
Утром Антигоне чуть было не пришлось остаться дома, не идти в школу. Ей оказались малы туфли.
— Но вчера же ты в них ходила! — в отчаянии воскликнула мама.
Платья и белье мама кое-как переделывала, удлиняла, пришивая снизу полоски другой материи. Но с обувью она ничего не могла сделать. Петрос носил теннисные тапочки, мягкие, матерчатые, поэтому они не жали, хотя ему и приходилось подгибать слегка пальцы, которые от этого деревенели.
Глотая слезы, Антигона с большим трудом втиснула ноги в туфли.
— А ты дашь мне денег на автобус? — жалобно спросила она маму.
Петрос встрепенулся. Ему уже давно хотелось проехаться на новом автобусе, посмотреть, как он устроен. Теперь, когда не хватало бензина и электроэнергии для городского транспорта, переоборудовали автобусы, пристроив к ним бачки с керосином. Петрос не раз наблюдал на остановках, с каким трудом запускали эти машины; водителям и кондукторам часто приходилось толкать их. Однажды Петрос поинтересовался, ездил ли Сотирис когда-нибудь в «керосинке», но тот пробормотал что-то невнятное…
Дойдя до школы, Петрос увидел в дверях господина Лукатоса, который отправлял ребят обратно по домам.
— Уроков не будет. В гараже вы просто окоченеете. Приходите, когда кончится этот собачий холод.
«Собачий холод» сказал господин Лукатос! Это он, который не разрешал детям говорить «моя мамка», поправляя их: «Моя матушка».
— Вот здорово! — обрадовался Сотирис. — Значит, я смогу поработать и утром.
— Ты работаешь?! Где? — изумился Петрос.
Сотирис пообещал взять его с собой, но заставил поклясться, что тот не выдаст никому тайны.
— Я работаю на «керосинке».
— Кондуктором?
— Сам увидишь.
Они дошли пешком до маленькой площади, где была конечная остановка автобусов. Сотирис сказал, что они вместе сядут в «керосинку», но потребовал, чтобы Петрос молчал, не вступая с ним в разговор, и сошел на следующей остановке, прежде чем к нему подойдет кондуктор, предлагая купить билет. А Сотирис поедет дальше.