В тот вечер девочки вспоминали, как Антигона оставила цветок на парте, которая вечером превращалась в письменный стол редакции журнала «Пега́с». За этим столом, как она выяснила, сидел Костас Агаринос. На следующий день она нашла там белую ракушку, внутри которой было выведено каллиграфическим почерком, точно напечатано в типографии: «Благодарю».
— Ты влюбилась, — сказала Рита. — Я видела, как ты брала ракушку. У тебя дрожали руки.
— Ни одна девушка сроду не получала ракушку вместо письма, — проговорила Антигона с таким восторгом, точно ела за ужином пирог с сыром…
Яннис, как и обещал, зашел еще раз после обеда.
— Ты пойдешь писать со мной на стенах домов? — спросил он с заговорщицким видом.
— Писать на стенах домов! — Петрос от неожиданности подпрыгнул на месте.
— Да. Писать-то, собственно, буду я, а ты стоять на страже. Как увидишь, что кто-нибудь приближается к нам, запоешь песню, какую, мы договоримся с тобой заранее.
— А что ты будешь писать на стенах? — недоумевал Петрос.
— «Мы голодаем и требуем бесплатных обедов!» — ответил Яннис и погодя добавил: — Вот увидишь, Петрос, мы не умрем от голода. Сначала это, а потом все прочее…
Петросу показалось, что с ним говорит сумасшедший в пижаме. Или, может быть, Яннис был знаком с ним?
— Понимаешь, одни пишут красной краской, другие — синей, некоторые — зеленой, — продолжал Яннис. — Мы будем писать зеленой.
Тем лучше! Петросу очень нравился зеленый цвет. Они условились встретиться в шесть часов возле школы. Сперва зайдут к кому-то за краской и кистью, а потом примутся за дело. Яннис попросил маму отпускать Петроса из дома по вечерам до комендантского часа: они, мол, будут ходить к одному приятелю репетировать пьесу для кукольного театра. Мама, чувствовавшая доверие к Яннису, не возражала.
— Мне будет гораздо спокойней, Яннис, если я буду знать, что он с тобой и не шатается один по улицам, — сказала она.
— Мы займемся и кукольным театром, я не совсем соврал, — шепнул он Петросу, когда они остались одни.
Но разочарованный Петрос насупился. Он мечтал вместе с Яннисом взорвать вражеский поезд, поджечь комендатуру, разрушить комендантское управление, а тот толкует о каких-то надписях и кукольном театре.
— Ты же обещал, что мы подорвем поезд?
Сначала Яннис рассмеялся, так что кадык у него на шее запрыгал, потом стал внезапно очень серьезным.
— Это только начало. Мы пойдем с тобой в один дом, где я тебя представлю под другим именем. Мое прозвище Ки́мон. Придумай и ты для себя какое-нибудь.
Петрос хотел назваться Дьякосом, но ему показалось нелепым, что Афанасис Дьякос будет писать лозунги на стенах домов. Он уже готов был сказать «Алексис», но Яннис опередил его:
— Я окрещу тебя Одуванчиком.
— Одуванчиком?!
— Да, да, — загорелся Яннис. — Как-то раз ты приходил ко мне в гимназию, а меня не было на уроках. Мой одноклассник Андреас, большой шутник, на другой день сказах мне: «Тебя вчера спрашивал Одуванчик». Ведь ты сам смуглый, как он объяснил, носишь белую шерстяную шапку и поэтому похож на пирожное с белым кремом, которое теперь продают на улицах и называют «одуванчик».
От такого прозвища Петрос был совсем не в восторге. Словно предчувствуя это, он давно ссорился с мамой, не желая носить белую шапку, похожую на детский чепчик. Но наступили морозы, и у него болело ухо. Подумать только — Одуванчик! Что он скажет своим сыновьям? «Меня звали Одуванчик. Знаете, что это? Такое темное пирожное, которое посыпали каким-то белым порошком и продавали во время оккупации на улице». Петрос хотел попросить Янниса, чтобы его назвали хотя бы Алексисом, но тут в комнату ворвалась вернувшаяся из школы Антигона — в ее школе из-за холодов не прекратились занятия, — и Яннису теперь уже было не до Петроса. Покраснев до ушей, он спросил Антигону тоненьким-тоненьким, каким-то чужим голосом:
— Как дела в школе?
— Хорошо, спасибо, — с достоинством ответила Антигона.
— А как поживает Рита?
— Прекрасно. Она просила передать тебе привет.
— Ты смеешься надо мной? — робко пробормотал Яннис, не зная, радоваться ему или обижаться.
— И не думаю, — сказала, надувшись, Антигона. — А вот ты, когда идешь с кем-нибудь по улице и встречаешь меня и Риту, делаешь вид, что не заметил нас.