«Слыханное ли дело, чтобы мужчина днем и ночью сидел и слушал радио! Да что там слушать? Как наступают немцы? Словно узнать это можно только из радиопередач!» — так однажды дедушка в присутствии Петроса изливал маме свое негодование.
Немцы и правда все наступали и наступали на фронтах, и папа записывал какие-то странные названия русских городов, захваченных ими. Петрос сроду их не слышал, потому что Советский Союз не проходили в школе на уроках географии, и он даже толком не знал, где эта страна находится.
Папа взял с книжной полки толстую счетоводную книгу, обернутую в синюю бумагу. Страницы ее были разлинованы особым образом и наверху слева написано «приход», а справа — «расход». Мамины спицы застыли в воздухе, и взгляд остановился на папиных руках, которые аккуратно прятали записочки под синюю обертку.
— Завтра, Элени, — проговорил папа таким грустным голосом, что Петросу стало жалко его, — завтра утром их уже не будет в доме.
Завтра утром! Папа уходил на службу поздно, около одиннадцати. Петрос часто задерживался по утрам дома, потому что уроки в школе начинались в разное время. Каждый день в половине одиннадцатого раздавался звонок и являлся низенький смуглый человечек; вокруг его шеи был обмотан толстый шарф, сшитый из пестрых лоскутьев, словно коротышка готовился в этом костюме играть роль арлекина.
— Дома господин Андре́ас? — спрашивал он Петроса, открывавшего ему обычно дверь.
Тогда папа поспешно выходил в переднюю и отдавал арлекину толстую счетоводную книгу с «приходом» и «расходом». Потом папа шел на службу и возвращался домой опять со своей счетоводной книгой…
Петроса вдруг осенило: значит, и папа участвует в Сопротивлении! Он под столом слегка наступил Антигоне на ногу, — сигнал, означавший, что для нее есть важное сообщение. Только они подошли к двери столовой, направляясь в свою комнату, как за их спиной раздался гневный голос мамы:
— Андреас, ты играешь в доме с огнем!
Откуда было знать маме, кто еще в их доме играет с огнем? Откуда было ей знать, что завтра, когда она будет провожать детей в школу, брат и сестра, взявшись за руки, скроются за углом и пойдут совсем не по той улице, что ведет к их школам…
После того как в среду утром они спустились дома по лестнице, Антигона в подъезде сняла с себя школьный фартук и запрятала его в угол, наверно, туда, куда засовывал дедушка свой приличный костюм, чтобы вырядиться в лохмотья. Оказывается, под фартуком на Антигоне было надето бархатное платье.
— Я готова, — сказала она.
— Ты спятила! — воскликнул Петрос. — Неужели ты пойдешь такая нарядная?
Антигона ответила «да» тоном, не терпящим возражений. На улице их ждала Рита. Она была в будничном платье, но ее нисколько не удивил наряд Антигоны, «изображающей из себя знамя», как выразился Петрос.
Взявшись за руки, они втроем весело шли по улице, словно прогуливались — так их напутствовал Ахиллес, — пока не добрались до площади, где должны были встретиться со своими друзьями.
Все напоминало воскресное предвоенное утро. По площади как ни в чем не бывало разгуливал народ. Вдруг из переулка вышел мужчина, держа высоко над головой транспарант с огромными красными буквами: «Мы голодаем! Бесплатные обеды для всех!». За ним тотчас выстроилась группа людей. Петрос и девочки ждали, когда появится их транспарант.
Вот наконец показалась Дросула, ее черные волосы свободно падали на плечи; она вместе с Ахиллесом несла транспарант. За ними, словно случайный прохожий, шел Яннис, и кадык у него на шее от волнения шевелился. Антигона беспрестанно вертела головой: она искала в толпе высокого брюнета, подарившего ей позавчера свою книгу с посвящением: «Маленькой белой лилии». Ну и посмеялся же Петрос! Это Антигона-то белая лилия! С ее каштановыми волосами и румяной физиономией!
— Ты ничего не смыслишь, — рассердилась она на него и спрятала книгу себе под подушку…
Они тоже встали за своим транспарантом и, миновав маленькую площадь, вышли на широкий проспект, наводненный людьми, которые стекались туда с окрестных улиц. Карабинеры и полицейские, не двигаясь с места, молча наблюдали за толпой. Они держали наготове автоматы. В следующий раз Петрос возьмет с собой Сотириса. Яннис уже дал свое согласие. Но только в следующий раз! А будет ли следующий раз?.. Еще много, много раз выйдут люди на демонстрацию, пока не станут свободными Афины. Но эту первую демонстрацию, он, Петрос, не вправе забыть. Хотя он, как Антигона, не ведет дневника, но должен все до малейших подробностей удержать в памяти.