Несколько дней подряд готовили в мастерской плакаты и листовки, уже несколько дней писали на оградах Петрос и Яннис «Долой мобилизацию!». И хотя Костас Агаринос не ходил на демонстрации, он сочинил текст листовки, обращаясь в ней к матерям, сестрам, невестам — всем женщинам, чтобы они не позволяли немцам угонять своих близких на работу в Германию.
— Он нашел такие слова, что возопят, пожалуй, и камни, — сказала Дросула.
Но Антигона утверждала, что листовки способен сочинять каждый, а вот попробуй выйди на демонстрацию!
— Тогда почему Антигона не влюбится в Янниса, который не пропускает ни одной демонстрации? — спросил Петрос Дросулу.
— Ты чудак, Одуванчик!.. — засмеялась она.
Дросула долго заливалась смехом. Смеялась она звонко и заразительно. Склоняла голову набок, и волосы ее рассыпались по правому плечу. Точно так смеялась она и тогда, когда Петрос спросил, почему небо на ее картинах всегда желтоватого цвета, а море серо-зеленое.
— Мне, Одуванчик, надоел светло-голубой цвет.
Петросу был он особенно памятен. Мама перед войной сшила себе новое пальто и надела его впервые двадцать шестого октября, за два дня до начала войны. Это был день святого Димитриса, и она повела Петроса в гости.
«Вам очень идет пальто. Очень идет, — твердили ее приятельницы. — Какой красивый цвет!»
«Светло-голубой», — говорила мама.
Теперь она носила длинный жакет, связанный из старой вылинявшей шерсти, и никогда не надевала новое пальто. Оно хранилось в шкафу, завернутое в рваную простыню. Мама берегла его для Антигоны, которая так выросла из своего старенького пальтишка, что из-под него на целую ладонь висело платье. В прошлое воскресенье, когда Антигона собралась пойти погулять с Ритой, мама достала из шкафа голубое пальто. Антигоне оно пришлось впору…
— Светло-голубой, — сердито пробормотала Дросула. — До чего глупый цвет!
В гимназии, продолжала она, у нее была учительница рисования, госпожа Лу́ла, которая заставляла весь класс рисовать одинаковое небо, светло-голубое.
— Ты думаешь, на художественном факультете учат лучше? Небо, море, платья — все должно быть светло-голубым.
Петрос был уверен, что Дросула не стала бы готовить краску, если бы на стенах и оградах надо было бы писать таким цветом.
До прихода Ахиллеса они успели протереть стекла на веранде, а когда собрались остальные и патефон заиграл «Самое прекрасное в мире танго», во всех уголках Дросула уже навела порядок…
Февраль приближался к концу, но то утро выдалось холодное. Антигона, конечно, не мерзла; она надела мамино голубое пальто с большим стоячим воротником, в который можно было упрятать даже нос.
Мама задержала ее в передней.
— Надень в школу старое пальто, — сказала она не то грустно, не то сердито.
— Сегодня у нас нет занятий, — отрезала Антигона и подтолкнула Петроса к двери, торопясь удрать из дому.
— Куда же в таком случае вы направляетесь? — с беспокойством спросила мама.
— На де-мон-стра-цию, — хором протянули брат и сестра, словно сговорившись заранее.
Мама в растерянности застыла на месте: ведь папа ушел из дома ни свет ни заря, сославшись на неотложное дело, и дедушка одевался, собираясь тоже уйти куда-то.
— Пойду узнаю, выдадут ли нам в синдикате, как обещали, талончики на продукты, — сказал он маме в ответ на ее удивленный взгляд.
Антигона и Петрос бежали стремглав по лестнице, а мама, стоя на площадке, увещевала их вполголоса, боясь, как бы не услышали госпожа Левенди, ее дочка и Жаба:
— Дети! Дети, вернитесь!..
Топот Сотириса заглушил мамин умоляющий голос.
Сегодня и он пойдет на демонстрацию, но не с Петросом, а со своей бандой. Сегодня особый день. Сегодня выйдет на улицу весь город. Может быть, даже синдикат пенсионеров, театральных суфлеров. Только мама останется дома. И хотя она потеряет покой, ее, как Дросулу, не охватит мания чистоты; она будет сидеть на стуле с каменным лицом, бессильно опустив руки. При желании она не сможет даже помолиться, попросить бога отвести беду от ее близких. Ведь в доме нет икон, и на стене висит только портрет Великой Антигоны с папиными записочками, запрятанными под картонку…
На одном углу Петроса и Антигону ждал Яннис, на другом — Рита. Они направились сначала в скульптурную мастерскую, чтобы на этот раз всем вместе выйти на демонстрацию. При виде Петроса Дросула закричала:
— Неужели вы не видите, он же совсем окоченел… Весь синий!
И она надела на него свой длинный свитер, а сверху повязала пояс, чтобы Петрос в новом одеянии не походил на девочку в платье.