Слесарь плакал теперь навзрыд. Петросу нестерпимо жали ботинки. Словно у него внезапно выросли ноги. Ему хотелось разуться. Он страдал от мучительной боли.
Человек в капюшоне тыкал своим толстым коротким пальцем:
— Этот… Тот… Этот…
Тех, на кого он указывал, солдаты сажали в «черные клетки».
Он указал и на женщину в халате. Она молча прижала к груди крышку от кастрюли и села в машину.
Петрос не мог больше стоять в тесных ботинках. Толстый короткий палец все отбирал и отбирал людей. Остановится ли он на мальчике с отверткой в руке? Нет, человек в капюшоне пропустил его и нацелился на слесаря. Тот плакал, рыдал, цеплялся за электрический столб.
— Мои ребятишки… Пожалейте моих детей! — выл он.
Оторвав слесаря от столба, немцы втолкнули, вернее, бросили его в машину.
Петросу необходимо было скинуть ботинки, иначе большие пальцы у него вылезут наружу. На человеке в капюшоне были ботинки без шнурков. Наверно, у него пухли ноги…
Вместе с Петросом в школе учился один толстяк, Ла́кис, страшный доносчик.
— Кто разбил окно? — спрашивал господин Лукатос.
— Он, — указывал Лакис толстеньким коротким пальцем на какого-нибудь мальчика.
— Кто кидал мел в стену?
— Он. И он.
— Кто топтал цветы на газоне?
— Он.
Лакис не закрывал лица капюшоном с дырками. На большой перемене в школу приходил его отец, содержавший небольшую харчевню, и приносил ему жареную рыбу в промасленной бумаге. У отца Лакиса, тоже толстяка, распухшие ноги с трудом влезали в ботинки, из которых были вынуты шнурки. Толстенький короткий палец Лакиса блестел после того, как он ел рыбу…
Площадь опустела, уехали военные машины и «черные клетки». Петрос сжимал в дрожащей руке отвертку. Оставшиеся на свободе люди разбегались с безумным криком и плачем.
— Проклятье! Проклятье! — кричала какая-то старуха, воздев к небу руки.
— Ступай домой, — набросилась на Петроса пожилая женщина. — Облава кончилась, а мать твоя от беспокойства с ума сойдет.
…Облава кончилась. Облава. Облава…
Петрос с трудом передвигал ноги, которые точно свинцом налились, хотя ботинки перестали ему жать.
Он расскажет об облаве Гарибальди, хоть немного изольет душу. Тот все знает и все умеет.
…Существительные женского рода оканчиваются на «а», учила итальянца мама. Вода, стена, подушка… облава! Есть только одно существительное женского рода на «а»: облава, облава, облава. Помимо своей воли Петрос без конца твердил про себя: «Облава, облава, облава, облава…» И под аккомпанемент этого слова брел к дому.
Глава 6
ТУПАК УРЕЛТИГ
Дедушка с нетерпением ждал высадки английского десанта в Грецию.
— Англичанин не придет, — к великому негодованию дедушки, утверждал Гарибальди.
— Тем лучше, — говорил папа. — Значит, мы сами освободим родину и никому не будем обязаны.
Ахиллес и его друзья брали город за городом, селение за селением. Дедушке незачем было смотреть на географическую карту: он знал прекрасно свою страну, изъездив ее вдоль и поперек с труппой Великой Антигоны.
— Партизаны захватили Эдессу, — сообщал папа.
— Прекрасная публика, — тотчас отзывался дедушка. — Двенадцать раз вызывали Великую Антигону после «Дамы с камелиями».
Если же он слышал о каком-нибудь городе, оставившем у него неприятные воспоминания, то бормотал:
— Гм, пропали партизаны: стакана воды им там не дадут… Мы играли перед пустым залом.
Дедушка с таким нетерпением ждал окончания войны, словно ему грозило вот-вот умереть. Целыми днями бродил он по комнатам, то и дело выходил на балкон посмотреть, не показался ли в Фалироне английский флот. Он проявлял гораздо больше нетерпения, чем бедный итальянец, который не мог даже носа высунуть в окно.
Дедушка ждал окончания войны, а для Сотириса она уже кончилась. После возвращения с гор он говорил, что от Жабы несет трупным смрадом и он теряет зря время, обхаживая Лелу, потому что немцам не сегодня, так завтра придется бежать из Греции. Сотирис принялся изводить Жабу. Встречая немца возле дома, он орал во всю глотку, словно хотел, чтобы его услышали и на верхнем этаже:
— Тупак урелтиг!
Он выражался не по-китайски. Сотирис еще в школе любил произносить слова шиворот-навыворот, чтобы его понимали только посвященные. Когда ребята в классе бесились на перемене, а он слышал приближающиеся шаги учителя, то, вспрыгнув на парту, кричал: