Выбрать главу

–Что? Таська, чё, реально? – переспросил он, ошалев от услышанного, – но у меня нет с собой…

–Я купила, – обнадежила она.

Потом, когда Пётр уже шёл в ВУЗ, пешком, гуляя по совсем весенним улицам, тем более, времени у него было предостаточно, он пытался вспомнить детали и не мог. Всё было как в тумане. Пьянящая близость любимой женщины. Вот она вся. Здесь, рядом. Твоя. Любимая, желанная, любящая.

Её нежная бархатная кожа, пахнущая топлёным молоком. Дерзкие огоньки в её глазах. Всё слишком быстро. И теперь в голове лишь мысли о том, как круто будет всё повторить, но более медленно, размеренно, не торопясь и наслаждаясь каждым мгновением, проведенным наедине друг с другом. На ней было очень красивое белье, но какого цвета ­­– никак не вспомнить.

Петра охватили смешанные чувства. С одной стороны, он был опустошен, выжат как лимон и обессилен. С другой стороны, им завладела эйфория. Он мог бы весь путь до института и бегом пробежать, если бы это было необходимо. Он шёл и улыбался. Верил и не верил. И хотел свою девушку ещё сильнее. Однако в одном он всё-таки соврал. Резиновые изделия номер два у него с собой были. Ребристые.

На двадцать третье февраля Пал Палыч получил видеорегистратор для своего «Рено», большую пачку своего любимого чая с бергамотом, рисунок своей дочери и две бутылки коньяка «Старый Кёнигсберг».

Глава 14. Большие надежды.

У меня в душе ни одного седого волоса,

и старческой нежности нет в ней!

Мир огромив мощью голоса,

иду — красивый,
двадцатидвухлетний.

 

В.В. Маяковский «Облако в штанах».

 

С началом весны Пётр задарил свою девушку цветами. Он не жалел денег на первые тугие, ещё не распустившиеся маленькие тюльпаны; на крепкие нежные розы, которые не считал банальными; на крошечные гвоздички, такие простые, но в то же время трогательные и, конечно, на хризантемы. Тамара особенно их любила, и теперь её комната стала напоминать квартиру учительницы начальных классов в первую неделю сентября.

Пётр успешно сдал государственный экзамен и теперь лишь подготовка и защита дипломной работы отделяли его от окончания учёбы и начала взрослой жизни.

Они продолжали встречаться у Тамары. Её мама работала в сменах в каком-то хитром графике, то утро, то день, то вечер и могла запросто поменяться с коллегами, не считая нужным поставить в известность дочь. Поэтому на кухне за чаем Тамара вела светскую беседу, начиная издалека и желая выяснить необходимые сведения. В такие моменты она чувствовала себя сестрой Шерлока Холмса. Однако они с Петром были согласны и на это.

Свою, как он сам выразился, «днюху» двадцать пятого марта – американское совершеннолетие – Пётр отметил как следует. Гостей было не много, лишь самые близкие люди. Надежда Владимировна и Пал Палыч уже были знакомы с девушкой сына и имели о ней свое мнение. Вроде бы положительное.

Однако в апреле разразился настоящий скандал по кажущемуся на первый взгляд незначительным поводу. Лёха, тот самый «мэн», одногруппник, сосед по парте и по совместительству лучший друг Петра, поделился с ним сокровенным.

Ни для кого не было секретом, что Алексей три года подряд проходил производственную практику не где-нибудь, а в Москве, на фирме своего дяди, двоюродного брата матери. Петру же неплохо было и в своем городе. Он постигал азы системного администрирования в областной больнице, где Пал Палыч трудился врачом-анестезиологом-реаниматологом уже более двадцати лет.

Поэтому Петя ни грамма не завидовал другу. Но вернувшись с преддипломной практики, Лёха заявил, что ему нужно серьёзно поговорить с дружбаном и назначил встречу в баре неподалёку от ВУЗа:

– Салют, мэн, пивасика возьмём? – поприветствовал он приятеля.

– Давай, – согласился Пётр. Они принесли пиво, разместились за столиком и некоторое время сидели в молчании.

– Я думал, ты не вернёшься, – первым нарушил тишину Пётр, – столица затянет, тем более у тебя там всё схвачено. Приедешь только на получение диплома.

– Отвык я, конечно, за три месяца от этого города, Дэлл, чувствую, надо валить, – отозвался Лёха, потягивая странное пиво с металлическим привкусом, – однако, на защите-то появиться надо, десять минут позора – и ты инженегр.