Победа над сельджуками как раз и должна была послужить мощным идеологическим фундаментом для дальнейшего продвижения старой новой религии.
Петрович принял еще одно очень непростое решение. А именно - о проведении спецоперации против сельджуков. Реально помочь персам остановить их могло только чудо. И в качестве чуда Петрович был готов использовать боевые ОВ.
Этакая своеобразная репетиция встречи чингизидов, если никакого другого способа не останется.
25. Юбилей. 19 июня. 1018 год
Юбилеи Петрович отмечал каждые четверть века. И именно 19 июня, когда он впервые локализовал себя в Этом Времени.
Полиморфы первый юбилей проспали. Никак не отреагировали. А вот на следующие дарили Петровичу подарки.
По некоторым обмолвкам Петрович догадывался, что на столетний юбилей полиморфы готовят нечто совершенно особенное.
Беловодье разрослось. Так или иначе, но патриаршье подворье служило центром кристаллизации, и местные и неместные с удовольствием селились рядом с источником власти и могущества.
Что давало возможность Петровичу реализовать себя как градостроителя.
Он по всякому попробовал. И квадратные кварталы, и концентрические окружности, и веерные варианты.
В конце концов, в качестве типового проекта был выбран прямоугольный вариант. Бульвары, проспекты, все как положено.
Совершенно непохоже ни на один город Этого Времени. Деревянные тротуары, отсыпанные щебенкой улицы и переулки.
Конечно, скученность в городах объяснялась в первую очередь необходимостью возведения городских стен для защиты от нежелательных гостей.
Тесноту Петрович ненавидел намного больше, чем гостей. Так что город строился широко, на внутреннем пространстве не экономили. Но отступления от плана застройки карались по всей строгости, вплоть до сноса строений и выплаты серьезных штрафов.
На берегу озера по настоянию Петровича построили променаду, откуда можно было любоваться чудесным природным феноменом. На закате воды озера вдруг начинали светиться белым светом.
Торговцев пирожками и сбитнем строго проверял монастырский санэпид, и недобросовестные товарищи, использующие несвежую требуху, а то и вовсе кабыздохов, были драны кнутом нещадно.
Но каждый раз с очередной миграционной волной попадались умники, решившие что уж им-то точно удастся всех объегорить.
Качество, вот что должно быть становой жилой новых русских, думал Петрович, сидя на променаде и жуя пирожок с зеленым луком и яйцом. Качество, а не раздолбайство и штурмовщина. Всех немцев насильственно переселю и в русских перекрещу, а качества добьюсь.
Или не в русских? Вот почему все нации имена существительные, а только русские прилагательные? С детских лет Петровичу это казалось чем-то негармоничным. Но как назвать? Россияне? И, прости господи за выражение, россиянки? Нет, такие грамматические уродцы не должны существовать в принципе. Русичи и русички? Русины и русинки? Этот вариант в целом возмущения не вызывал. А может, славы и славянки? Или славки?
До чего приятно было сидеть на утреннем, еще не жарком солнышке, под легким ветерком, тянувшем с озера, есть вкусный пирожок и запивать не менее вкусным малиновым квасом. И думать вроде как и о нужном, но совершенно необременительном.
Поначалу, конечно, в городе, который Петрович незаметно для себя переименовал с Белоозера на Беловодье - раз обмолвился, второй, а оно возьми да и приживись - было как во всех городах. Жулье, ворье, разные антисоциальные элементы. Идея оставить на ночь на променаде ажурные лавочки и столики выглядела полной утопией.
Однако горотдел МВД за несколько лет навел в городе порядок, близкий к идеальному. А чего не навести? Правами преступников, которые якобы тоже люди, никто особо не заморачивался, адвокатов не было в помине как класса, так что наказание было скорым и неотвратимым. А курсы правовой грамотности проводились для жителей и гостей Беловодья регулярно. Конечно, сильно помогало то, что "патриаршьи" были "чужаками", поэтому устанавливаемые ими правила хоть и казались странными, но внутреннего сопротивления по большей части не вызывали. Не нравится - вали вон с нашей территории.
Душегубов вешали, прочих на лесоповал. Система "раз-два-три". Штраф, штраф и порка, штраф, порка и лесоповал. Невыгодно было быть душегубом. Да еще участковые. Точнее, квартальные. На пятнадцать тыщ населения тридцать ментов. И что удивительно, ни одного "оборотня в погонах".
Еще бы. Быть в городской страже было почетно, престижно и выгодно. Оклады там были будь здоров, а отбор шел с первого курса суворовского училища. Блестяще зарекомендовавшие себя учебные заведения были заново открыты и на севере... еще не решил Петрович, на севере чего. Славии?
А охранять местных зека Петрович подрядил выживших после своего глупого и поспешного набега викингов. По пять лет за сохранение жизни. Викинги подумали и дали слово. Меняли их неудачливые коллеги, решившие сдуру напасть на корабли Балтийского Торгового Союза. Не на все, конечно, а на принадлежащие компании Петровича.
Так что в Беловодье было чисто. И на улицах никто не сорил, и грязищи непролазной не было, и по ночам не озоровали. И если к мошенникам Петрович относился с определенной долей уважения, то бандитов ненавидел люто. Разбойничьи шайки суворовцы извели на много верст вокруг Беловодья.
Из воды высунулась усатая рожица речной коровы.
Петрович бросил ей полпирожка.
Корова с удовольствием его сожрала и беззвучно ушла на глубину.
Коровами Петрович гордился ничуть не меньше чем мамонтами. Две коровы в упряжке перли стандартную ладью против течения не надрываясь. Никаких бурлаков на Волге. Ели они специальные водоросли, семена которых могли прорасти только побывав в желудке коров. Так что никаких экологических катастроф не предвиделось.
Как и их прототипы, стеллеровы, речные совершенно не боялись людей. Напротив, ласковые и любопытные, охотно шли на контакт и легко приручались. Петрович приделал им небольшие ножки, чтобы им удобнее было преодолевать перекаты и мелководья. Теперь и на суше они могли передвигаться, хоть и неуклюже.
Мамонты обеспечивают волоки, коровки движение против течения.
Прирученные коровки с удовольствием зимовали в специально построенных для них хатках, на манер бобровых.
Так что, по замыслу Петровича, хозяева лодей коровок должны были лелеять и холить. И домики для них строить.
Василишна, домоправительница Петровича еще с Кордовы, принесла судочки с завтраком. Салатик огурец-помидор-капуста, со сметанкой, жареная картошечка с грибами и тушеные карасики.
Целых два полиморфа, Василишна и Любава, не занимались ничем, кроме быта Петровича. С одной стороны, конечно, расточительно. А с другой, не служанок же ему на рабском рынке покупать? Или не приведи господь, жениться на ком попало? Да и привык он к ним. Любава часто менялась, превращаясь в представительницу самых разных рас и народов, а Василишна, как с самого начала выглядела старой каргой, так и сейчас была в том же облике.
Иногда Петрович удивлялся. Каким-то образом он для местных был сущим человеком-невидимкой. Если он первым не заговаривал, то к нему практически и не обращались. В любой толпе вокруг него создавался примерно полуметровый ареал, границы которого не нарушались. Но Петровича такой расклад вполне устраивал. Потребности общаться с местными он не испытывал совершенно, ему вполне хватало полиморфов.
Они, кстати, казались Петровичу разумней и его самого, и практически всех, кого он знал что в Том, что в Этом Времени. Так что его по-прежнему изумляло исполнение полиморфами всех его распоряжений.