- Жалкие и ничтожные люди! - сказал Росляков. - Мне жаль тебя, Костенко. Ты не живешь вровень с эпохой.
- Ну, извини.
- Иди к черту! - рассердился Росляков.
- Далеко идти.
- Ничего, наши кибернетики рассчитают тебе точный маршрут…
- Ладно. Тогда подожду… Только при других не надо так про кибернетику… Ей, бедолаге, так доставалось от наших мудрецов… А что касается подопытных кроликов… Ими мы останемся, не развивайся кибернетика, матерь техники двадцатого века…
- А папаша этой матери - человек? Делаем иконы, а потом начинаем уговаривать самих же себя этим иконам поклоняться… Кто информирует кибернетическое устройство о том, что ему - будущему роботу - надлежит исполнить? Человек, Слава, человек, со всеми его слабостями, горестями и пристрастиями…
- Дурашка… Когда будут созданы саморегулирующиеся устройства, они не позволят машине делать то, что будет продиктовано пристрастностью или слабостью… Исходные данные машины не позволят ей творить зло.
- Это ты серьезно?
- Как тебе сказать… Вообще-то - в высшей мере серьезно… Успокаиваю себя…
- Ну вот! Так кто же прав? Да здравствует восемнадцатой век, Слава! Век самостоятельного мышления…
- Именно… Восемнадцатый век мыслил, потому-то девятнадцатый подарил нам электричество, железную дорогу и кинематограф… Тебе, Валя, в черносотенцы надо податься: они ведь тоже боятся нового… Ну, они - понятно, мыслишек не хватает, трусы внутри… Слушай, я тебя лучше уволю из нашей группы, а?
Вошел Садчиков и сказал:
- Давайте, ребята, на ул-лицу. Пожалуй, что на координации здесь останусь я. Это комиссар прав. Буду за связного. Позванивайте ко мне. Две к-копейки есть?
- Я запасся, - сказал Костенко, - в метро наменял.
- Ленька позвонит - я его к вам п-подключу. Этот старичок с бородкой, у-учитель его, гов-ворит, что к устному ему тоже нечего готовиться. Он у них лучший ученик по литературе. Так что, я д-думаю, он с вами погуляет. Карточка карточкой, а когда в лицо знаешь, оно всегда н-надежней.
- Осудят его? - спросил Костенко. - Или все же на поруки передадут?
- Какой судья попадется, - сказал Садчиков. - Раз на раз не приходится.
- Это будет идиотизмом, если парня посадят, - сказал Росляков. - Тюрьма - для преступников, а не для мальчишек.
- Какой он м-мальчишка? - возразил Садчиков. - Сейчас мальчишка кончается лет в тринадцать. Они, черти, образованные. С-смотри, как он стихи читает! Словно ему не семнадцать, а все тридцать пять.
- Ну и хорошо, - сказал Костенко, - жизни больше останется.
- Это как? - не понял Садчиков.
- А так. Чем он раньше все поймет и узнает, тем он больше отдаст - даже по времени. Они сейчас отдавать начинают в семнадцать лет, на заводе, со средним образованием, а мы? Только-только в двадцать три года диплом получали. Потом еще года два - дурни дурнями. Диплом - он красивый, да толку что, если синяков себе еще на морде не набил…
- Жаргон, жаргон, - сказал Садчиков. - «Морда» - это ч-что такое?
Росляков засмеялся и ответил:
- Это лицо по-древнерусски.
- Нет, а правда, - продолжал Костенко, заряжая пистолет, - вон Маша моя… Три года на заводе поработала, а сейчас ее можно с пятого курса без всякого диплома на оперативную работу брать.
- Во дает! - усмехнулся Росляков. - Как жену аттестует, а? Скромность украшает человека, ничего не скажешь.
- Так я ж не о себе.
- Муж и жена, - наставительно сказал Валя, - одна сатана. Будешь спорить?
- Спорить не буду.
- То-то же…
- Нет, не «то-то же», - усмехнулся он. - Я не буду спорить, потому что пословица есть: «Из двух спорящих виноват тот, кто умнее».
- Во дает! - повторил Росляков.
- Ладно, пошли Читу ловить, - сказал Костенко и подтолкнул плечом Рослякова, - а то у тебя сегодня настроение, как у протоиерея Введенского - только б дискутировать…
Они шли по улице Горького вразвалочку, два модно одетых молодых человека. Шли они не быстро и не медленно, весело о чем-то разговаривали, заигрывали с девушками, разглядывали ребят и подолгу топтались около продавцов книг. Со стороны могло показаться, что два бездельника просто-напросто убивают время. Походка сейчас у них была особенная - шаткая, ленивая, ноги они ставили чуть косолапо, так, как стало модным у пижонов после фильма «Великолепная семерка». Около «Арагви» к ним подключился третий - оперативник из пятидесятого отделения. Костенко оглядел его костюм и спросил:
- Ты что, по моде тридцать девятого года одеваешься? И еще шляпу напялил. Сейчас на улице двадцать градусов, а твоя зеленая панама за километр видна.
- Так я ж для маскировки, - улыбнулся оперативник. - Нас еще в школе учили, что шляпа меняет внешний облик до неузнаваемости…