И все же, несмотря на призывы коммунистической партии и ее большую организаторскую деятельность, созданный по ее инициативе демократический Народный фронт не охватил большинства румынского народа. «Если нашей партии все же не удалось практически выполнить этой задачи в более широком масштабе, — подчеркивал Георге Георгиу-Деж, — то это объясняется прежде всего тем, что другие партии, в том числе так называемые исторические, систематически отвергали выдвигаемые нами предложения. Представители этих партий открыто выступали против идеи Народного фронта, изображая ее как «маневр коммунистов».
Это высказывание Георге Георгиу-Дежа красноречиво подтверждается дальнейшей судьбой Народного фронта в уезде Хунедоара и открытым предательством царанистов, чего опасался в свое время Петру Гроза.
То в одной, то в другой газете начинают появляться выступления, в которых разные деятели партии национал-царанистов разъясняют, что общее выступление с организациями Народного фронта в Хунедоаре — лишь выступление во время выборной кампании и что, мол, избранный депутат от национал-царанистской партии Гицэ Поп выражает свою благодарность коллегам из других организаций, поддержавших его кандидатуру.
Начались атаки и со стороны правящей либеральной партии. В своей прессе ее представители заявили, что Гроза продал «Фронт земледельцев» царанистам. Пресса партии Октавиана Гоги обвиняла царанистов в том» что они «объединились с врагами нашего народа: коммунистами» социалистами, фронтом Грозы, мадьярами, жидами, со всеми враждебными элементами национального государства». Были прямые провокации, попытки вынудить Петру Грозу выступить против царанистов, для того чтобы использовать это в парламентской борьбе.
27 марта 1936 года рано утром зазвенел звонок у дверей Грозы. Он пошел открывать, а там — никого. Только в почтовом ящике ранее обычного появился пакет. Гроза взял конверт, увидал, что адрес напечатан на машинке: «Личное письмо от старого друга. Вскрывать только адресату». «Посмотрим, что за старый друг». Писал некий Илья, никогда не числившийся среди друзей председателя «Фронта земледельцев».
«Дорогой мой! Твое имя часто произносится в парламенте в связи с твоими принципами и в особенности в связи с избирательным союзом, где господа националисты (национал-царанисты) заявляют, что-де они заключили с тобой соглашение только относительно выборов в Хунедоаре, и ничего больше… Зная тебя как человека мыслящего, я бы с удовольствием послушал из твоих уст мотивы, побудившие тебя сделаться левым экстремистом (в теории, разумеется, потому что на деле я знаю тебя как христианина, любящего семью и признающего индивидуализм).
Приветствует тебя с большой любовью твой друг Илья».
Как оказалось впоследствии, этот «приветствующий с большой любовью друг» был автором и вышеприведенных строк из фашистской газеты Гоги.
Петру Гроза и руководители «Фронта земледельцев» не поддавались на провокации.
Как быть?
Этот вопрос стоял перед Петру Грозой и перед всеми его соратниками. Он поговорил с Зэрони, с Груей Петру Моцу и Георге Микле.
Как быть?
Ответы были разные. Можно тут же потребовать ответа от руководства национал-царанистской партии. Пока что в закрытых переговорах. Можно выступить открыто в печати и со ссылкой на документы опровергнуть клевету. Можно отмежеваться от царанистов снова. Но это так нежелательно. Ведь Народный фронт только-только создается. Не надо давать повода для его развала в самом начале.
Гроза считал, что нужно ждать. Если национал-царанисты и не станут подтверждать принятого совместно решения, то пусть они сами себя разоблачат. Они, во-первых, разоблачат себя перед своими же членами партии, а во-вторых, перед общественным мнением страны.
Так оно и получилось.
«Прошло много лет после того, как, по евангелию, Иуда Искариот предал за тридцать сребреников своего учителя Иисуса Христа. Но предатели не перевелись», — с горечью думал Петру Гроза, углубившись в чтение отчета о парламентских дебатах в знакомом круглом зале дворца «народных избранников» на холме митрополии.
Вот выступает с «зажигательной» речью Октавиан Гога. Он предъявляет руководству национал-царанистской партии Юлиу Маниу и Иону Михалаке обвинение в том, что они вступили в союз с коммунистами, продают интересы «великого румынского народа», «великой Румынии».
Лидер царанистов Ион Михалаке, отец идеи крестьянского государства, человек, который в свое время провел через парламент знаменитый закон о свободе продажи крестьянами наделов, полученных по аграрной реформе, радеющий о процветании кулачества, побывавший недавно для изучения опыта правления государством у Муссолини, не может стерпеть этого оскорбления. Он поправляет свой живописный длинный национальный наряд, в котором демонстративно появлялся на заседаниях парламента, и просит у председателя слова. На скамьях депутатов правящей либеральной партии оживление, на скамьях шумных молодчиков из партии гого-кузистов улюлюканье. Но председатель стучит молоточком, успокаивает зал и предоставляет слово тяжеловесному Михалаке. Он начинает с того, что не мог удержаться, услышав, как пытаются поставить в один ряд национал-царанистов с коммунистами, с Анной Паукер, с Константинеску-Яшь, — тут уж никак не подыщешь слов для выражения удивления, возмущения. Михалаке делает паузу, для того чтобы на самом деле подыскать те слова, которые могут выразить это возмущение. Так, однажды Сократа оскорбил один незнакомец. Сократ засмеялся. «Чего ты смеешься?» — спросили его. «Смеюсь над этим дураком. Он хотел оскорбить другого Сократа, а не меня. Меня ведь он не знает». Так вот, подобным образом смеемся и мы, когда слышим, как нас называют коммунистами, когда нас сравнивают с Анной Паукер, с Константинеску-Яшь. Мы, подчеркиваю я, больше, чем кто-либо, против коммунистов!»
На скамьях национал-царанистов раздались бурные и продолжительные аплодисменты.
Когда зал успокоился, Михалаке продолжал уже совершенно серьезно, не прибегая к поддержке древних философов. И терминология его, как увидим дальше, была явно не философская: «Господин Гога читал тут фразы из напечатанного нами сообщения и передергивал их. А вы нарочно шумели, чтобы вообще ничего не было слышно. Мы же не устраиваем фарса, и политическое будущее каждой политической группы внутри парламента не зависит от того, как она себя проявляет при подобного рода сценах, а зависит от тех сил, которые опа представляет, от того, какую она концепцию излагает, какую ценность представляют личности, ее составляющие, какие имеет связи со страной, как сочетаются эти связи с насущными проблемами страны. Я считаю, что в такие моменты, когда ставятся вопросы сознательности и прояснения дел, наш долг взаимно понимать друг друга, потому что в том случае, когда мы руководствуемся злонамеренностью, это не идет нам на пользу, а стране наносится явный ущерб».
Этим «глубокомысленным» пассажем Михалаке сразил аудиторию и внес «полную ясность».
«Таким образом, я требую, чтобы вы прослушали опубликованное нами коммюнике полностью. «Союз носит местный характер только во время частичных выборов в Хунедоаре. Господин Гицэ Поп является кандидатом национал-царанистской партии». Следовательно, мы предупреждаем те группировки, которые пытаются эксплуатировать успех национал-царанистов. Еще раз повторяю: кандидатом национал-царанистской партии. Кто хочет голосовать за него — пожалуйста, кто нет — пошел он к…» (Бурные аплодисменты на скамьях национал-царанистской партии.)
Петру Гроза отложил газету, посмотрел на часы. Был одиннадцатый час. «Пойду к Моцу. Посмотрим, что он скажет», — решил он. И направился на лесной склад Груи Петру Моцу.
Лесной склад Груи Петру Моцу находился на окраине города Девы. Со всех сторон уезда, да и из городов и сел всего края Зэранд и Хунедоары приезжали крестьяне за покупкой досок, дранки, бочковой клепки. У Моцу был полный ассортимент этих товаров, мелкого инструмента, скобяных изделий. Здесь можно было купить любую мелочь, необходимую крестьянину в хозяйстве, и не по такой уж дорогой цене. Через приезжающих на этот склад крестьян шла значительная часть связей центрального руководства «Фронта земледельцев» с местными организациями.