17 августа 1945 года правительство Трумэна предпринимает официальные шаги непосредственно по отношению к Петру Грозе. В этот день министерству иностранных дел Румынии адресуется вербальная нота, в которой сообщается, что правительство США не признает установившийся в Румынии политический режим и отказывается вести с правительством переговоры относительно заключения мирного договора. Петру Гроза решительно отверг эту ноту, считая ее «недействительной и незаконной». Такой же ответ он дал и английским представителям, поспешившим вслед за американцами с аналогичной нотой. О своем решении Гроза поставил в известность короля.
Наступала первая годовщина свержения Антонеску. На 23 августа был назначен торжественный парад. Король на торжество не явился. И тогда 24 августа Петру Гроза созывает заседание Совета министров. Принимается решение, в котором говорится: «Поддерживаемое всем народом правительство твердо решило остаться на своем посту, чтобы продолжить и завершить дело созидания, начатое 6 марта 1946 года». (Разрядка моя. — Ф. В.)
Узнав об этом, король Михай I принимает неслыханное во взаимоотношениях правительства и короля решение: он по совету лидеров «исторических партий» уезжает в Синаю и отказывается подписывать вырабатываемые правительством законопроекты. Король тут же снова обращается к Соединенным Штатам и к Англии с просьбой помочь создать «новое правительство Румынии».
Эти действия румынского короля Михая вошли в историю под названием «королевской забастовки». Биограф короля Артур Холд Ли в своей книге «Корона против серпа» (под серпом имеется в виду «Фронт земледельцев» Петру Грозы), характеризуя период этой странной забастовки, пишет, что «министры приходили советоваться с королем, а их даже не принимали. Горы государственных бумаг накапливались в королевской канцелярии, а затем возвращались правительству неподписанными». Когда однажды Михаю доложили, что в приемной дожидается аудиенции министр обороны страны генерал Василиу-Рэшкану, Михай ответил: «Я не знаю такого министра по имени Василиу-Рэшкану». В тот же период он трижды отказался принять министра иностранных дел Румынии.
Жарким августовским вечером Гроза приехал усталый домой (он уже переехал из гостиницы «Атене палас» в дом на бульваре Авиаторов), попытался чем-то отвлечься от невеселых дум. Он очень любил Шандора Петефи, и на полке всегда стоял томик стихов замечательного поэта. Вот и сейчас он взял старую книжку на венгерском языке, заметил закладку. Открыл. Закладка была пожелтевшей, как и вся книга, — Гроза заложил ее еще в то время, когда ездил со своей группой самодеятельности по Зэрандскому краю. Тогда он очень любил декламировать боевое стихотворение «На виселицу королей!».
«Ну, допустим, мы своего короля потащим на виселицу, — размышлял Гроза. — Что изменится? Разве в этом короле дело?.. Из-под него нужно выбивать подпорки, стащить на виселицу строй, который породил королей и весь паразитизм, связанный с ними… Дело не в короле, и виселицей дело не решить. Менять систему, менять систему… А это гораздо сложней, чем вздернуть одного короля…»
Петру Гроза, поддерживаемый коммунистической партией, «Фронтом земледельцев» и всеми прогрессивными силами страны, вел себя твердо. Он находил возможность претворять в жизнь постановления правительства без утверждения их королем. Исключительную роль сыграла безоговорочная поддержка Советского Союза и его представителей в Румынии. США и Великобритании было заявлено, что Советский Союз не согласен с позицией короля Михая и не поддерживает требования США и Англии об отставке правительства Петру Грозы под предлогом его «непредставительности». Правительство СССР дало согласие на приезд в Москву правительственной делегации Румынии для обсуждения жизненно важных вопросов восстановления народного хозяйства Румынии и его дальнейшего развития.
Самолеты тогда летали не на очень больших скоростях, от Бухареста до Москвы было больше шести часов лету. Гроза сел в кресло рядом с министром путей сообщения и общественных работ Георге Георгиу-Дежем. В этом же самолете летит министр — иностранных дел Георге Тэтэрэску, недавно отколовшийся со своей группой от «исторической партии» либералов, руководитель румынской социалистической партии Штефан Войтек. Делегацию возглавляет он, Петру Гроза.
Как будто ушел за дальний горизонт шум двигателей самолета, и в наступившей странной тишине Грозой овладела тревожная мысль: все вроде обдумано и обсуждено в правительстве в Бухаресте, советники делегации имеют в своих портфелях расчеты, данные (позже Гроза, вспоминая свои тогдашние поездки в СССР, скажет: «Мы возили тогда в Советский Союз большие сумки с различными просьбами»). И все же он думает: что там будет, как его и его товарищей встретят советские руководители, как с ними будут разговаривать? Ведь это первая в истории Румынии правительственная делегация, которая едет в СССР. И при каких обстоятельствах… Гроза имел возможность убедиться, с каким уважением разговаривали с ним и с его товарищами представители Советского Союза в Бухаресте — маршалы Малиновский л Толбухин, генерал Сусайков, политический советник Союзной контрольной комиссии Павлов… Все они, естественно, выполняют твердые и точные указания руководства из Москвы. Но сейчас ему, Петру Грозе, его товарищам придется разговаривать с самыми высокими советскими руководителями. А может быть, с самим Сталиным. Примет ли его Сталин или нет? Каким может быть разговор? Ведь тяжелый груз многолетней предвоенной антисоветской политики правящих кругов Румынии, участие Румынии в войне на стороне гитлеровской Германии, Кишинев, Одесса, Сталинград, Северный Кавказ и Крым, бесчинства вояк Антонеску, грабежи и разбой — разве это забывается так просто? Гроза оправдывал себя мысленно тем, что не он, не сидящие в этом самолете виноваты в том, что случилось. Виноватые понесли и понесут еще заслуженную кару. Но все же… Если брат твой убийца, то и ты, каким бы хорошим ни был, чувствуешь себя виноватым, запачканным. И если у тебя есть совесть и душа, ты будешь переживать всякий раз при воспоминании об этом. Даже если тебе не напомнят.
Для Петру Грозы Сталин был прежде всего человек, который возглавлял народ, победивший Гитлера. И это доминировало над всем остальным. Правда, маршал Малиновский, советник Павлов и недавно назначенный в Бухарест посол Советского Союза Кавтарадзе рассказывали Грозе, что Сталин долго расспрашивал их о нем, восхищался его мужеством. «Таких людей не так много», — повторяли они слова Сталина. Доброе отношение советского руководителя к нему Гроза усматривал и в том, что Сталин прислал теплую телеграмму I съезду «Фронта земледельцев». Память Грозы хранит то ликование, которое вызвала у крестьян эта телеграмма. Значит, Сталин понимает, что народ Румынии, ее рабочий класс и крестьянство не сами пошли за Гитлером — их погнали. И все же…
Самолет стал снижаться, пробил слой густых облаков, приземлился на Центральном аэродроме в самой Москве. Долго рулил по бетонной дорожке, неожиданно остановился, и летчик отрапортовал, что рейс завершен, подан трап, на улице прохладно.
— Ну, бог в помощь! — сказал Гроза Георгиу-Дежу и ступил на трап.
Внизу ждала группа людей. Особняком, подавшись чуть вперед, стоял невысокий человек. Шляпа, пенсне, коротко остриженные седые усы, неулыбчивое круглое лицо. Это Молотов. Чуть в стороне от него — знакомые по встречам в Бухаресте Вышинский, советник Павлов. Сейчас они поздороваются, а потом Грозе надо будет выступить. Он сконцентрировал сейчас свои мысли только на одном этом. Что он скажет? Какие подберет слова? Ведь это будет первое заявление впервые приехавшего в Советский Союз главы румынского правительства. Как бы сказать емко, чтобы это были не сухие, не формальные протокольные слова, а выражение всего накопившегося за годы, прошедшие с тех пор, как он убедился, что у Румынии один путь — идти вместе с этой великой страной… Да, не забыть слова мудреца Досифея: «Свет идет с востока!» Ему напомнил о них перед отъездом Скарлат Каллимаки.