ЛЕНИНСКИЙ ПРОСПЕКТ
Антоний — Антон Чумилин, счастливый обладатель автобуса фольксваген транспортер, любил проводить ночи, торгуясь с сутенерами. Торг обычно кончался ничем, так как деньги у Антония бывали в кармане редко.
На этот раз Антонию жгли карман сто баксов — аванс за пиар-акцию одного магазина бытовой электроники. Цены начинались от полтинника, но, как всегда, процесс переговоров с проститутками и их менеджерами так увлек его, что он забыл, зачем приехал. Ленинградка до Химок включительно, Садовое, переулки в окрестностях Сретенки были им уже подробно просмотрены, и теперь он не спеша катил по Ленинскому в сторону центра. Витрина — платиновая блондинка, не лишенная блядского очарования — стояла у места впадения улицы Стасовой в Ленинский.
— Добрый вечер.
— Добрый вечер.
— Что у нас с ценами?
— Девочки от пятидесяти и до ста.
— Много?
— Много.
— Далеко отсюда?
— Да нет, вон в переулке. — Улыбчивая, но немногословная девушка кивнула в сторону советского вида учрежденческого здания с колоннами. Около него чернела задница джипа. Голоса, свет фар.
— А сама сколько стоишь?
— Я не выезжаю.
— А все-таки?
— Сто пятьдесят.
— Ты чо? Беспредельщица. Автобус мой нравится?
— Ну, такой… прикольный.
— Ответ правильный. Автобус очень хороший. Ладно, посмотрим, что тут у вас. — И он направил свой глазастый автобус в проулок.
Антоний любил свой автобус. Рожденный в бурном 65-м, с плоской мордой и рыжей полосой вдоль фюзеляжа, он словно выпрыгнул в московскую реальность из фильмов о Вудстоке. На таком разъезжали (казалось Антонию) террористы Ирландской Освободительной армии. Профаны кривились, знатоки улыбались и делали знаки, мол, круто. Как-то раз автобус даже стал причиной небольшой пробки: хорошо одетые юноши, покинув всяческие ауди и пежо, окружили транспортер, расспрашивая и рассматривая. Это был самый счастливый день в жизни Антония.
Мама в спортивной курточке подошла к двери. Антоний опустил стекло.
— Что у вас есть за полторы штуки?
— Эй, за полторы! — крикнула мама в темноту.
Темнота зашевелилась.
— Да улыбнитесь хоть! Как мухи сонные. (Был пятый час ночи.)
На клич в свет фар выступили трое: две шмакодявки в мини явно с примесью восточной крови и нескладная длинная россиянка в фиолетовых брюках с блестками. Антоний на минуту задумался.
— Вот эта, слева, смотри, — нахваливала товар мама, — очень пикантная, обычно за две штуки ездит, Танюша, распахнись.
Танюша улыбнулась через силу, распахнула куртку, выпятив вздыбленную жестким бюстгальтером грудь. Антоний зевнул…
— Нет?
— Нет.
— За две будете смотреть?
— Давай, — зевнул молодой человек.
Девушки за две покинули левый фланг шеренги и подставили свои молодые тела под лучи автобуса. Антонию надоело торговаться, и он выбрал среднюю. Девушка села рядом с Антоном, мама отсчитала сдачу, и они покатили к центру.
— Как зовут? — расспрашивал вяло Антоний, чтоб не заснуть за рулем.
— Элина.
— А на самом деле?
— Нет, правда.
— Как насчет анального секса?
— Останови, я выйду!
— Да ладно, не парься. Мне по фигу.
— Куда мы едем?
— Ко мне.
— Далеко это?
Жил Антоний в Лялином переулке, в огромной заваленной хламом квартире одного из тысячи своих приятелей. Рухлядь, которую можно было бы назвать антиквариатом, когда б она не была рухлядью, соседствовала с дорогой, но в основном не работающей музыкальной техникой, одежда валялась прямо на полу на некогда шикарном ковре, чей ворс был безнадежно испорчен пятнами какой-то ядовитой дряни. В углу лежали две подушки и одеяло без пододеяльника, кровати не было.
По словам Элины, было ей девятнадцать лет, приехала она полгода назад из Одессы и высылала деньги маме.
Антоний не торопился удовлетворять свою страсть. Он вообще никогда не торопился. Он предложил гостье расположиться на кухне.
— Чаю зеленого хочешь?
— Нет.
— Как хочешь. Ганджи хочешь?
— Нет!
— Как хочешь. А я покурю.
Элина явно чувствовала себя не в своей тарелке.
— Водки нет у тебя? Для храбрости.
Молодой человек налил себе и девушке по полстакана.