Развел-то он сам. Гарик и Марик как были никем, рядовыми кандидатами технаук, так и остались, а Игнатий Алексеевич как ни крути завлаб. Ну а напоминать о работе у нас в НИИ уж лет десять как моветоном считается.
Марик и Гарик переглянулись и расхохотались — бесстыдно, беззлобно и беззаботно. Завлаб же до конца дня никого в кабинет не впускал, и сам на людях не появлялся.
И тут судьба насылает на нас прикомандированного из Питера — Виталика Строева. Что же Строев?
Да ничего Строев. Строев как Строев. Дело в том, что я себя чувствую ужасно виноватым, но продолжать больше не имею возможности.
Всё. Не-мо-гу.
Любовь, ревность, убийство — да, я все это обещал в начале, но прошу меня понять. Не имеет это все значения. Я это придумал, про любовь, чтобы просто ну как бы заинтриговать немного, а рассказать-то мне надо не об этом. То есть любовь, преступление там, все такое, это тоже важно, о чем речь! Но если говорить о Человечестве? Не ради красного словца пошел на обман, а потому, что очень, очень важно это — что я сейчас расскажу. И если ты, читатель, хочешь бросить на этом месте, то я тебя прошу… Нет! Я умоляю, на коленях к тебе ползу, вот смотри! Только выслушай.
Потому что ЭТО ВАЖНО.
Я уж по порядку. Начиналось все глупо, чуть ли не смешно, да, но из песни слова не выкинешь. Иду я раз вечером домой и вижу: у стенки дома нашего кот мечется. Подошел: оказывается, кот с тараканами играется. Полчища тараканов, да такие тараканы черные и огромные! Прям с мизинец. Я и не видал таких отродясь. Видимо, потравили в подъезде, они и полезли. Поглядел, поглядел за котячьим сафари и пошел себе дальше. А дома меня как осенило.
Прочитал я за день до того в интернете. Один издатель, Алексей Дьячков — знаете? — пишет:
«Лет тридцать назад в Амурской области я наблюдал популяции сверчков — черные с орнаментом на спинке: у каждого своя геометрия и цвет рисунка. Я еще подумал: на древние письмена похоже. Когда я рассказал об этом преподавателю зоологии в вузе, тот сказал: не может быть, это аберрация детского восприятия. А фотокамер в мобильных телефонах тогда не было».
Прочитал я и как хлопну себя по лбу: ба! динамическая азбука!
Схватил стеклянную банку, лопаточку для переворачивания блинов и бегом. Кот наигрался и пошел спать, а тараканы тусуются вовсю, будто у них вечер выпускной. Набрал полную банку, штук сто. Дома вылил из аквариума воду, рыбок в другую банку переселил, запустил тараканов в пустой аквариум. Но нужен инструмент. Нашел кисточку для акварели. Краски не нашел, купил салатовую в ближайшем автомагазине. И в тот же вечер начал я разрисовывать им спины буквами. Обычными буквами. Нашими, кириллицей. Я же про главное забыл сказать. Про системы.
Вы читали Грегори Бейтсона? Того, что double bind придумал? Это величайший мыслитель. Читайте, короче. Он на мир смотрит так, как будто в первый раз увидал. Чистый лист. У него я взял идею, что сложную систему можно как бы проверить на то, живая она или нет. Мало ли что. Вдруг живая? Разумная? Он кибернетиком был, Бейтсон, с Норбертом Винером дружил. Есть шесть критериев разумности системы, но нигде не сказано, из чего она должна состоять. Из клеток или там из транзисторов. Система, и все тут. Таракан, например, он не умней лесного ореха. А если взять всех тараканов как Целое? Как систему?
Не торопитесь с ответом. Система может проявить эмерджентность, ну в смысле свойства, которых у ее составных частей не было и быть не могло.
То есть? Неужели? Правильно. Разумность проявлять. Мы все ищем, ищем разум на краю галактики, а он — очень может быть — буквально рядом. В — прости, господи — в тараканьем сообществе.
Так оно — не поверите! — и оказалось. Не ахти какой разум, конечно, но есть, есть, сукин сын.
Я не считаю себя гением, я лишь звено в цепочке тех, благодаря кому движется вперед Мысль. Если разум есть, как ему проявить себя? Я всего лишь дал ему возможность. Орган речи, так сказать.
Но забегаю вперед. Неделю я разрисовывал им спинки буквами. Тяжелое дело, доложу вам, но занятное. И вот — готово. И началось.
Часами я просиживал над аквариумом. На 29-й день эксперимента, когда я уже, честно говоря, начал отчаиваться, тараканьи спины сложились в:
ХРНЁЙ
Я расхохотался. Я хохотал долго и громко, я катался по ковру, сжимая живот. Это была, вы скажете, истерика. Пожалуй. Но как дорого многие умы дали бы за такую истерику!
Я сфотографировал надпись камерой мобильного телефона. Но необходима была проверка, подтверждение. И необходим input, чтобы получить следующий output. Коммуникация.
Но это завтра — решил я. В тот вечер я напустил в ванну пены и долго отмокал в дремотноблаженном состоянии.