Одного из героев истории зовут Андрей (Дрюша, Дюша). Буду его звать так, как называла его она. Дрот. Вообще-то, Дротом Андрея звали еще в институте. В свое время институтские остроумцы придумали этакую коллективную кличку: четверку некогда неразлучных друзей-приятелей прозвали так: Дрот, Обдрот, Задрот и Д'Артаньянц (Сережа Данильянц). Но неразлучные разлучились. Обдрот нелепо погиб, Данильянц ушел в бизнес, Задрот просто ушел, и к пятому курсу от мушкетеров остался один Дрот — очкарик-полуотличник, полуинтеллигентный сынок интеллигентных родителей.
С Извергенцией (Татьяной***) Дрот познакомился при обстоятельствах даже несколько удручающих: в ходе кампании по изгнанию бомжей из подъезда. В доме, куда недавно переехала его семья, бомжи поселились в лютые морозы, и их поначалу не гнали. Бомжи, надо сказать, были конкретные, не из романа Александра Иличевского «Матисс», они воняли на пару этажей вниз и вверх. Будущая любовь Дрота была активисткой. «Милиция не поможет, это мы проходили. Нам надо самим разъяснить». — На слове «разъяснить» она плотоядно улыбалась и постукивала кулачком по ладони левой руки. «Есть ли среди нас мужчины?»
Дрота, собственно, и оставили «за мужчину» — родители уехали на лето на «дачу» (изба в Тверской губернии). Будучи отчасти интеллигентом, Дрот хотел было ретироваться, сославшись на головную боль и неотложные дела, но медлил, а к моменту принятия им решения среди собравшихся на лестничной клетке возобладала партия умеренных, и в бегстве необходимость отпала. Решено было пока ограничиться полумерами, а с паршивой интеллигентской овцы взять шерсти клок, то бишь бумагу и ручку: дабы составить обращение в ДЭЗ. Татьяна прошла в комнатку Дрота, где стоял принтер и маленький кофейный аппарат Vitek — новый, но уже в коричневых подтеках. Позже она говорила, что познакомил их Витек. Неожиданно это оказалось правдой в большей степени, чем можно было ожидать: мужскую половину парочки будущих изгнанников как раз звали Виктором.
Через несколько дней, войдя в лифт, Татьяна проинформировала нового знакомца-соседа: «А с бомжами поговорили. Не без рукоприкладства, конечно». Дрот было открыл проросший мягким усом рот, но она его опередила: «Ты считаешь, я извергиня? Но это же инфекция! А у многих в нашем подъезде дети». «Детский» аргумент окончательно примирил Дрота с реальностью, и он пригласил активистку на чашечку кофе.
Осенью, когда вернулись родители, наши герои были неразлучны. Но разлучиться пришлось: Извергенция (эту версию извергини придумал сам Дрот) жила в однокомнатной квартире с тяжело больным отцом и к себе не приглашала. Встречались они после или вместо Дротова интститута, гуляли за ручку в парках, ходили, когда деньги были, в кафе и чайные, а сексом занимались где ни попадя — у друзей в общежитии, в кино, а то и вовсе на природе. Случалось и так: едут они в тесном автобусе, прижмет их друг к другу, и приходится досрочно выходить, бежать в подъезд или в кусты сирени-черемухи — страсть, как и голод, — не тетка.
Извергенция, заметим, постарше Дрота. Она закончила медколледж, подрабатывала уколами и массажами. Дрот как-то выразил недовольство — кого это она там массирует и колет? Извергенция посмотрела на него разок своим специфическим взглядом, и Дрот отвял.
Отношения их к животному сексу вовсе не сводились (как это принято в произведениях «современных» писателей). Молодые люди страсть как любили обсудить что-нибудь, все равно, в общем, что: политику, кино, наряд прошедшей мимо девушки-провинциалки, котов и Земфиру. Друзьям Дрота Извергенция сразу понравилась, они Дрота зауважали. «Клевую Дрот бабу отхватил», — судачили они как бабы, и даже сама довольно-таки позорная изначально кликуха приобрела какое-то более мужественное звучание — тут даже вспоминается «дротик». Извергенция была хоть и не из графьев, как говориться, но не «дожила» и «ехай» не говорила, разбиралась в правилах Формулы-1, знала состав сборной России по футболу, а главное — остра была на язык (в переносном и буквальном смысле, кстати), могла подъебнуть, когда надо, и отшить зарвавшихся. Вдобавок пару раз продемонстрировала, что при хрупком вроде сложении, рука у нее тяжелая.
По поводу болезни отца у Извергенции иллюзий не было (иллюзии она признавала разве что в кино). Конечно, определенные планы она строила и до его смерти, чем немало шокировала бедного нашего Дрота. Отец болел долго и мучительно, все это ложилось на дочь, и можно было ожидать облегчения. Какой там. Из-за смерти отца и вышла, в общем, «история». Но обойдемся без перескоков во времени, тем более что до этого имел место эпизод вполне примечательный.