— Мне бы в обители пожить, чуда этого дождаться… Помоги, святой отец, с голода не умереть, от мороза не окаменеть…
— В конюшню работать пойдёшь, — подумав, сказал старец.
— Не справлюсь я… — всхлипнул Петруха. — Сызмальства лошадей боюсь.
Пузатый снова задумался.
— Разве на мельницу тебя определить?
— Как шум жерновов заслышу, со мной корчи делаются! — ещё жалостливее проговорил Петруха. — Не дожить мне там до чуда чудного, дива дивного…
— К хлебенному старцу пойдёшь, — ещё раз крепко подумав, изрёк пузатый. — Скажешь — поваренный тебя послал.
Петруха истово поклонился и, блеснув вслед пузатому хитрым глазом, пробормотал:
— Таких пузатых мудрецов, видно, не жнут, не сеют, они сами вырастают!
Хлебенный старец — маленький, коренастый, безбородый — сразу нашёл Петрухе дело: таскать горячие хлеба из пекарни в кладовую клеть.
Старец был занятный — ни минуты не мог на месте усидеть. То бежит муку принимать с мельницы, то в пекарне тесто пробует, то хлеба пересчитывает, то муку пересыпает, то мешки проверяет, не пожевали ли их мыши.
Крутится, вертится, вдруг спохватится:
— Ах, о душе подумать надобно, в божий храм пойти, помолиться… Эй, Петрушка, куда дрова поволок! Не в кухню, а в пекарню! Да беги к житенному старцу, скажи, чтоб зерно на мельницу давал свежее… Эй, Федот, смотри, чтоб старая печь была к заутрене переложена! Эй, Васька, опять жар из печки упустил! Смотри, из трубы борода тянется да колечки!..
Покричит, покричит, потом съест кусок пирога, запьёт квасом и вздохнёт:
— Ах, о душе подумать надобно, в божий храм пой…
Но тут старец увидит в своих владениях какой-нибудь неполадок и опять кричит:
— Николка! Что ноги волочишь, как немощь убогая? Смотри у меня!.. Эй, Васька, иди обоз выгружай! Мучицу присмотри, не привезли ли гречневую… Эй, Петрушка, тащи хлеба в трапезную! Эй… Эй… Эй…
И снова: поди, подай, принеси, мука овсяная, аржаная, пшеничная…
А через час-другой снова вздох:
— Ох, о душе подумать надобно…
Неделю Петруха послужил у хлебенного старца, отогрелся, отъелся. Служба лёгкая, сытная, но скучная.
Проведал Петруха, что скоро обоз из монастыря повезёт государевы подати в стольный град — Москву белокаменную. Попасть бы в обоз — большую часть пути до боярина Безобразова можно на монастырских лошадях проехать. Гоже! Но как в обозные попасть? Если сидеть при хлебенном старце, век будешь хлеба, пироги да калачи из пекарни к монахам таскать.
У самой монастырской стены жил усатый молчаливый богомаз — иконы расписывал. Петруха повадился к нему бегать от своего хлебенного старца.
Нравилось Петрухе, как богомаз работает. Пахло в избе лаком да красками, деревом тёплым, струганным. Со всех сторон задумчивые лики глядели на Петруху-скомороха.
Помогал Петруха богомазу — краски тёр, кисти мыл, яичные желтки разводил в котле, доски олифил для икон, смолу какую-то кипятил.
Тот самый пузатый поваренный старец, которому Петруха о видении рассказывал, зашёл как-то к богомазу в избушку. Петруха доску для иконы готовил — олифой протирал.
— Ты что ж, отрок, здесь ныне служишь?
— И у хлебенного тоже, святой отец, — смиренно ответил Петруха. — Замолвили бы за меня слово перед хлебенным, а я тут останусь. Мне чуда чудного, дива дивного ждать нужно. Здесь благолепие, не то что в пекарне.
— Помощник мне зело нужен, — сказал богомаз. — Работы много, один не управляюсь.
— Благословляю тебя, чадо моё! — пробурчал пузатый, перекрестил Петруху.
И с тех пор он поселился при богомазе.
Новое место было ещё тем сподручнее, что, кроме молчаливого богомаза и Петрухи, никого в избе больше не было. Наконец-то Петруха мог спать спокойно, не бояться за свой пояс. Три слюдяных оконца освещали избу днём. Вечером зажигали свечи или сразу три лучины в тяжёлом литом святце: писание икон требовало много света.
Богомаз всё больше молчал или напевал про себя псалмы. Указывал, что Петрухе делать надо, жестами или кистью. Ни разу Петруха не ошибся — понимал всё с лёту. По нраву пришёлся старику смышлёный подросток.
Самым примечательным во внешности богомаза были усы. Белые, едва тронутые желтизной, они лохматились, как два пучка соломы.
Петруха с трудом удерживался, чтобы не подёргать их, не проверить: приклеены, может? Ну солома, да и только!
Монастырскую богомазню знали во всём воеводстве.
То и дело приезжали в монастырь посланцы из городов и сёл, заказов на иконы было множество.