Кострюк с одобрением наблюдал, как споро парнишка справлялся с хитрым своим хозяйством.
Вот уже зашагал кукольник по базару, и все заторопились к нему навстречу — давно в Острожце не видели кукольной потехи.
Изменчивы симпатии толпы. Только что слушали со вниманием забредшего на базар гусляра — калику перехожего, а теперь оставили старика в одиночестве и метнулись навстречу новой забаве.
Кострюк перестал играть и сквозь базарный шум услышал громкий, дребезжащий голос гусляра.
Гусляр продолжал петь — не обрывать же на полслове былину о славном богатыре Добрыне Никитиче:
Петруха услышал былину, сквозь прорези в материи разглядел гусляра и рванулся к нему.
— Ты что?! — воскликнул едва сумевший удержаться на ногах Кострюк.
Петруха, ощутив рывок цепи, вспомнил, что он в связке, сказал Кострюку смущённо:
— Забылся… не привычен к цепи ещё…
— Куда ты метнулся?
— Да вот, гусляра приметил… Шляпа у него знакомая больно.
Кострюк увидел лежащую у ног гусляра широкополую заморскую шляпу.
Петруха, к сожалению собравшихся, снял обруч, опустил юбку, передал обруч, палки и свёрток с куклами Кострюку.
— Это ничего… так нужно… — сказал Кострюк обеспокоенным стражникам, хотя сам и не понимал, что задумал парень.
Петруха и Кострюк подошли к певцу. Старик унял гусли — положил на струны сухую длиннопалую ладонь.
После приветствий Петруха сказал:
— Шляпу эту заморскую я знаю давно. Ни с одной не спутаю.
— А может, путаешь? — протянул ему шляпу старик.
Толпа окружила гусляра и скоморохов. Стражники с подозрением смотрели на происходящее.
Петруха взял шляпу, показал её зрителям:
— Пустая?
— Как моя! — закричал долговязый парень, размахивая своей кургузой шапчонкой.
— А теперь? — Петруха огляделся по сторонам, потом протянул руку к жующему калач мальчишке, вынул калач из пальцев испуганного малыша и бросил калач в шляпу. — Лады-лады, ой люли! Что есть в шляпа? — подражая Греку, спросил Петруха.
— Пустая, как моя! — восторженно крикнул долговязый.
— Давай-ка теперь твою шапку! — сказал Петруха.
Парень кинул шапку. Петруха поймал её и положил в заморскую шляпу.
— Пустая? — показывая шляпу зрителям, спросил их Петруха.
— Да-а… — растерянно произнёс стражник. — Дело нечисто…
Петруха шутя потянулся к женщине-нищенке, которая держала на руках младенца.
— Бросить его в шляпу? — спросил он зрителей.
— Не дам! — крикнула нищенка и бросилась, испуганно озираясь, прочь.
Толпа засмеялась.
— Гляди-ка, по-настоящему забоялась!
— Не люблю я этого, — мрачно сказал один из стражников. — Тут раз показывали всякие фокусы, да потом у меня бердыш пропал! Эй, парень, хватит чудеса показывать!
Малыш, у которого Петруха отобрал калач, вдруг громко заревел.
— Ты не плачь, — улыбнулся Петруха, — вот твой калач!
И, к удивлению собравшихся, вынул из шляпы, которая только что была, как все видели, пустой, калач, а за ней кургузую шапчонку долговязого парня.
— Вижу, что шляпа тебе ведома, — пристально всматриваясь в Петруху, проговорил гусляр. — Получил я её от скомороха Грека…
— Грека? — радостно воскликнул Петруха. — Когда?
— Недели две, почитай… Видел я ватагу Потихони на дороге…
— Ну, пошутковали и хватит! — Стражник дёрнул Петруху. — Идти нужно!
Кострюк перемигнулся с гусляром и сказал тихо:
— Обожди нас, назад будем идти, поговорим… Дело есть.
Петруха тем временем вновь изготовился к потехе кукольной.
Кострюк заиграл в дуду, забил в бубен.
Стражники повеселели, глядя на большую толпу зевак и любопытных.
Над обручем показался Скоморох. Поздоровавшись с толпой, он сказал, что ему надоело ходить пешком и он пришел на базар купить лошадь.
— Чтоб возила всё — и воду и воеводу!
В этом месте, по совету Кострюка и Ерёмы, Петруха проверещал о торговцах, которые на рынках по три шкуры дерут с честного народа, а сами палаты каменные строят.
В толпе поднялся такой радостный гул от этих слов, что Скоморох заверещал ещё пронзительнее:
— Чем недовольны, молодцы? У вас небось другие купцы?
— Такие же! — закричал громче всех долговязый парень.
Смеялись зрители, смеялись и стражники, предвкушая хороший барыш.